Жозефина

«Сколько воспоминаний, — писал Мармон, будущий герцог Рагуз, — сохранилось в моей памяти от этого трехмесячного пребывания в Монтебелло! Сколько движения, величия, надежд и веселья! В то время для нас честолюбие, амбиции были вторичными, нас занимали лишь наши обязанности и наши удовольствия. Между нами всеми царило искреннее и сердечное единение, и никакие обстоятельства, никакие события не могли его затронуть».

Окруженный своей семьей, товарищами по оружию, младшими офицерами, бывшими для него и слугами и друзьями, Бонапарт тогда переживал период успокоения и мечтал о спокойствии, согласии и прогрессе для народов. Мармон представляет нам его таким, каким он был в то время: уверенным в своих взглядах, действиях, поступках, речах, когда он ничем не пренебрегал, чтобы удерживать и увеличивать расположение, уважение и даже подчинение всех. Но с близкими — со своей матерью, со своей женой, со своими братьями и сестрами, со своими адъютантами — он был добр, приветлив до фамильярности, любил шутить, но в его шутках никогда не было ничего обидного. Иногда он присоединялся к играм офицеров из своего окружения и даже побуждал присоединиться к ним солидных австрийских послов, высказывая при этом с редкой легкостью в речи и удивительной щедростью свежие и недюжинные мысли, в общем, в этот период «у него было море обаяния, и это отмечали все».

Что касается Жозефины, изящество и приветливость которой вызывали всеобщее восхищение, она пробовала, так сказать, играть свою будущую роль государыни. Самые заметные по положению, красоте и уму миланские дамы собирались вокруг нее. Неизменно она была исключительно приветлива, благожелательна, принимая с радушием гостей в своих салонах. При ее отъезде с Мартиники старая гадалка сказала ей: «Вы будете больше, чем королева». Уж не начинало ли сбываться это предсказание? Ее обожал человек, вызывавший всеобщее восхищение, ее окружало все то, что могло привести женщину в восторг, и ее чело еще не почувствовало тех зазубрин, которые обнаруживаются у короны.

Бонапарт продолжал быть влюбленным в свою жену, и рассказанный Арно анекдот подтверждает, насколько Жозефина имела власть над своим супругом. У нее была маленькая собачка, мопс, который откликался на кличку Фортуне и к которому она была очень привязана, несмотря на то, что он напоминал о трагических событиях. Во время заточения в период террора она была разлучена с виконтом де Богарне, который тоже томился в тюрьме. Ее детям было разрешено приходить со своей гувернанткой на свидания с ней в тюрьму. Но на всех свиданиях присутствовала охранница. Гувернантке пришла мысль принести с собой мопса Фортуне, который проник в камеру Жозефины и принес ей спрятанные в ошейнике послания с новостями. После 9 термидора Жозефина не захотела больше расставаться со своим маленьким другом. Однажды в замке Монтебелло он сидел на том же канапе, что и хозяйка. «Вы видите этого господина? — спросил Бонапарт, обращаясь к Арно и показывая ему пальцем на собаку. — Это мой соперник. Он был хозяином постели мадам, когда я женился на ней. Я захотел его прогнать — тщетное желание. Мне заявили, что нужно выбирать: или лечь где-нибудь, или согласиться разделить с ним постель. Это меня изрядно раздражало, но нужно было либо принимать все как есть, либо отступить. Я уступил. Фортуне менее сговорчив, чем я. Подтверждение этому я ношу на своей ноге». Как все фавориты, нахальный и агрессивный Фортуне имел большой недостаток: он на всех лаял и всех кусал, даже собак. Однажды в Монтебелло он имел неосторожность наброситься на злого сторожевого пса повара. Тот одним ударом клыков убил мопса. Жозефина была безутешна, и несчастный повар решил, что ему конец. Через несколько дней, столкнувшись в саду с прогуливающимся генералом, он испуганно побежал от него. «Почему ты прячешься от меня? — воскликнул Бонапарт. «Генерал, после того, что сделал мой пес…» — «Ну и что!» — «Я боялся, как бы мое присутствие было вам неприятно». — «А твой пес, разве его уже нет у тебя?» — «Простите, генерал, но он больше в сад ни ногой, особенно теперь, когда у мадам есть другой…» — «Пускай бегает в свое удовольствие, может быть, он освободит меня так же и от другого».

Самая ласковая, самая беспечная креолка пугала самого своевольного, самого властного из людей. Бонапарт мог прекрасно выигрывать сражения, совершать чудеса, создавать или упразднять государства, но он не мог выгнать за дверь маленького пса.

Глава XII

14 ИЮЛЯ В МИЛАНЕ