Жозефина. Книга первая. Виконтесса, гражданка, генеральша

— Гражданка, как такая молодая и хорошенькая женщина могла выбрать в мужья генерала, которому нужен Милан^[116], а не она?

Жозефина находила его неотразимым. Она с первого взгляда влюбилась в помощника генерала Леклерка Ипполита Шарля, который был на девять лет моложе ее. Воспоминания о муже нисколько ей не мешали. Она не испытывала никаких угрызений совести при мысли, что ей предстоит отдаться вертопраху-гусару. Стоило ему расшаркаться перед ней, как она была покорена. «Вы с ума от него сойдете, — объявила она Талейрану. — Госпожи Рекамье, Тальен, Амлен потеряли голову из-за него: у него такая красивая голова!» Жозефина тоже потеряла свою из-за этого офицера в неотразимом мундире с темно-пунцовым поясом. Он, как никто, умел выпячивать торс под красным доломаном с восемнадцатью шнурами, венгерскими лосинами с серебряной строчкой и ментиком на лисьем меху. Она не могла оторвать глаз от его круглого подбородка с ямочкой, красивой черной развевающейся шевелюры, не говоря уж о голубых глазах и так мило вздернутом носе. К тому же «он одевается с таким вкусом! Думаю, что никто до него не умел так вывязывать галстук».

Она, бесспорно, нашла мужчину, который станет ее большой любовью. Шарль был южанин, чуть ниже среднего роста, но очень красивый: смуглое лицо, длинные бакенбарды, черные усы. Кое-кто из историков изображает его этаким фатом, чем-то средним между марсельским парикмахером и тулузским коммивояжером, пытаясь доказать, что увлечение Жозефины этой гротескной фигурой не могло быть ничем иным, как минутой прихотью, и в подтверждение сравнивает Шарля с героем Италии, но забывает, что в таких вопросах хорошенькая чувственная женщина всегда будет иного мнения, чем суровый член Академии моральных наук^[117]. Спору нет, по мнению герцогини д'Абрантес, Шарль изъяснялся исключительно каламбурами и разыгрывал из себя «паяца», но, добавляет она, «он был тем, кого называют веселым парнем, он умел смешить; невозможно было найти комика лучше него».

Каламбур был при Директории самым модным жанром шутки: чтобы не отставать от жизни, нужно было каламбурить, Нужно было также уметь «мистифицировать». «Весь талант мистификатора, — пишет один современник, — состоял в том, чтобы, садясь за стол, гримасничать, имитировать крики животных или звук пилы, изменять голос и разыгрывать комедию за ширмами, всячески изменять свою внешность, потешаться в обществе над кем-нибудь, кто на весь вечер становился мишенью для шутника».

Чтобы рассмешить Жозефину, Шарль лезет из кожи. Как устоять перед красавчиком, ведущим речи о маленьком генерале, «который добрался до По, но это ничто без Генуи»?^[118]

В восхитительной оправе особняка на улице Шантрен Жозефина и Шарль предаются вздохам, взаимному обожанию, любви и уверяют друг друга, что никогда не думали, что можно любить так сильно. Что им до названий итальянских деревень, которые муж высечет вскоре на фронтоне Истории! Они влюблены так, что у них пресекается дыхание и мутится разум. Для них существует только Любовь.

Имя генерала Бонапарта на устах у всех, кроме его жены. Для нее вся жизнь — это Ипполит. Их объятия прерывает лишь слишком частое прибытие курьеров, привозящих гражданке Бонапарт на улицу Шантрен, № 6 пламенные письма, которые она осмеливается читать вслух любовнику.

«Я получил письмо, которое ты прервала, чтобы, как ты утверждаешь, поехать за город. И после этого ты позволяешь себе говорить ревнивым тоном со мной, измученным делами и усталостью! Ах, мой добрый друг… Я ведь вправду виноват перед тобой. Весной за городом так хорошо. И сверх того, с тобой, конечно, был девятнадцатилетний любовник?»

* * *

Но затянувшийся праздник прерывает полковник Мюрат, первый адъютант ее мужа. Он примчался, чтобы сообщить о новых победах и, главное — главное для Бонапарта, — привез Жозефине неотложное письмо, где муж умоляет ее немедля пуститься в дорогу. Он советует ей выехать вместе с лихим рубакой, его посланцем. Жилище для нее приготовлено в Мондови и Тортоне.

«Счастливец Мюрат — он пожмет твою маленькую ручку!.. Но если ты не приедешь!!! Привези с собой горничную, кухарку, кучера. У меня здесь к твоим услугам и лошади, и отличный экипаж. Возьми с собой только то, что нужно лично тебе. У меня есть столовое серебро и фарфор для твоего обихода».

Она с трудом разбирает — у него такой плохой почерк! — пламенные слова:

«Ни одну женщину не любили преданней, страстней и нежнее…»

Дальше, разумеется, упреки:

«Как же ты хочешь, друг мой, чтобы я не грустил? Писем от тебя нет. Я получаю всего одно за четыре дня. А ты должна была бы писать мне дважды в день, если бы меня любила. Но ведь тебе приходится с десяти утра стрекотать с разными господами визитерами, а потом до часу ночи выслушивать вздор и глупости доброй сотни вертопрахов. В странах с неиспорченными нравами каждый с десяти вечера уже у себя дома. Но в этих странах пишут своему мужу, думают о нем, живут для него.