Жозефина. Книга первая. Виконтесса, гражданка, генеральша

«Скоро ты произведешь на свет существо, которое будет любить тебя так же сильно, как я. Да, так же сильно, хоть это и невозможно, как всегда буду любить тебя я. Твои дети и я, мы всегда будем рядом с тобой, чтобы ты могла убедиться в нашей заботе и нашей любви. Ты не будешь с нами злой, правда? Никаких „гм!“ — Разве что в шутку. Потом несколько гримасок — ничто тебя так не красит, как они, Затем беглый поцелуй, и все улажено».

На Троицу, через двое суток после отправки этого письма, победоносный генерал садится на своего коня Бижу и триумфально вступает в Милан. У ворот города его встречают Массена, граф Тривульцио во главе городских сенаторов и архиепископ Висконти, у которого и остановится Наполеон. Итальянцы поражены обликом победителя, этого маленького худого мужчины, который в шляпе, украшенной трехцветным пером, и с напудренными волосами, по-прежнему, как уши спаниеля, ниспадающими на плечи, подъезжает к ним, ведя за собой армию оборванцев. Народ на улицах безумствует! Бонапарта славят: он вырвет Милан из когтей австрияков. Со всех сторон раздаются крики: «Viva la liberta!»^[122] А он думает только о Жозефине. Если бы она могла присутствовать при его триумфе! Если б могла видеть миланцев вечером на блестящем банкете в архиепископстве, под конец которого Бонапарт заявит:

— Вы будете свободны. Вы будете свободны и более уверены в своей свободе, чем французы. Вашей столицей станет Милан… У вас будет пятьсот орудий и вечная дружба Франции… Вы выйдете к двум морям, у вас будет свой флот. Довольно сожалений и раздоров… всегда останутся бедные и богатые… Если Австрия вновь перейдет в наступление, я вас не покину.

— Ну что, по-вашему, говорят о нас в Париже? Там довольны нами? — спрашивает он Мармона, ложась спать.

— Думаю, что восхищение достигло предела.

— Французы еще ничего не видели, а будущее сулит нам успехи куда большие, чем те, которых мы уже добились. Фортуна улыбнулась мне сегодня не затем, чтобы я презрел ее милости. Она — женщина, и чем больше делает для меня, тем больше я от нее буду требовать. В наши дни никто не придумал ничего великого. Я обязан подать пример остальным.

Под обликом Бонапарта начинает проступать Наполеон, и лишь Жозефина по-прежнему не отдает себе в этом отчета.

У нее напряженная жизнь. Ни одного вечера без бала или театра. Ни одного дня без нового платья. Ни одного дня без ухаживаний. Париж по-прежнему старается забыться, и теперь «г-жа Бонапарт» — его царица. Поэтому, говорит Мармон, «ей было куда интересней наслаждаться в Париже триумфами мужа, чем ехать к нему». Будущий маршал сражался рядом с ее супругом, а вот поэт Арно воочию видел, как она живет: «Любовь, которую Жозефина внушала такому необыкновенному человеку, как Бонапарт, явно льстила ей, но она воспринимала все это менее серьезно, нежели он; она гордилась, видя, что он любит ее почти так же, как славу; она наслаждалась этой растущей с каждым днем славой, но хотела наслаждаться в Париже под приветственные клики, которые раздавались на ее пути при каждой новой вести из Итальянской армии».

Принимая курьеров, которые день и ночь не слезают с седла, чтобы поскорей доставить ей пламенные любовные письма от мужа, она снова смеется. Между свиданиями с Шарлем ей и без писем хватает забот. Она отказалась от черного парика и заказала себе великолепный белокурый. Газета «Ами де луа» уверяет столь же серьезным тоном, каким говорит о важных проблемах: «На черноволосую женщину в хорошем обществе стали бы указывать пальцем, а среди мужчин в моде брюнеты».

Это превосходно, поскольку Ипполит весьма симпатичный брюнет.

* * *

18 мая Бонапарт просыпается счастливым. Это наверняка предчувствие. Жозефина прошла первую стадию беременности: она выехала к нему. И вот он уже тешит себя этой химерой.

«Эта мысль преисполняет меня радостью. Разумеется, ты поедешь через Пьемонт: маршрут через него лучше и короче. Затем ты прибудешь в Милан, чем будешь очень довольна: тамошние края чрезвычайно красивы. Что касается меня, я буду так счастлив, что сойду с ума. Умираю от желания видеть тебя вынашивающей ребенка. Это, несомненно, придает тебе почтенный и слегка величественный вид, что, наверное, очень меня позабавит. Главное, не вздумай заболеть! Нет, милая подруга, ты приедешь сюда, будешь прекрасно себя чувствовать, родишь малыша, красивого, как мать, который будет любить тебя, как любит его отец. А когда станешь старой, очень старой, дожив до ста лет, он станет твоим утешением и счастьем, А пока что остерегись любить его так же сильно, как меня. Я начинаю ревновать к нему. Adio, mio dolce amor, adio, любимая! Приезжай поскорей послушать хорошую музыку и посмотреть прекрасную Италию. Ей недостает только тебя. Ты украсишь ее. По крайней мере, в моих глазах. Ты же знаешь: там, где рядом моя Жозефина, я ничего уже больше не вижу».

21 мая перед отъездом из Милана в Лоди, где находится главная квартира армии, он пытается пробудить в жене ревность.