Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня

Короче, Мальмезон останется, каким был, и это бесконечно радует тех, кто жаждет встретить там тень его владелицы.

* * *

До знакомства с Марией Луизой Наполеон не без наивности полагал, что обе его жены могли бы встречаться. Он отказался от своего замысла, убедившись, — не без удовлетворения, — что эрцгерцогиня не менее ревнива, чем экс-виконтесса. При одном имени Жозефины, произнесенном в ее присутствии, Мария Луиза устраивала сцену, а ведь она думала, что «бывшей императрице восемьдесят лет!» Однажды, выехав из Сен-Клу через поворотный мост и добравшись до развилки, где начинается дорога на Мальмезон, император предложил Марии Луизе съездить осмотреть резиденцию Жозефины, находившейся тогда в Наваррском замке.

— Там приятный сад.

Вместо ответа «Новая» разрыдалась. Император успокоил ее:

— Я просто предложил вам прогуляться. Не хотите — не будем больше говорить об этом. А вот плакать из-за этого не стоит.

Тем временем изгнанная императрица изменила мнение и охотно познакомилась бы теперь с нежной эрцгерцогиней. Император отсоветовал Жозефине:

— Ты не права. Сегодня она считает тебя старухой и не думает о тебе. Если же она увидит тебя во всей твоей грациозности, ты можешь встревожить ее, и она потребует, чтобы я тебя удалил, а мне придется подчиниться. Ты — молодец, вот ни о чем и не беспокойся.

Польщенная Жозефина не стала настаивать. Тем не менее как-то раз, когда Наполеон тайком от «Новой» навестил бывшую жену, та попросила дозволения увидеть маленького короля. Император уклоняется от ответа, но потом объясняет г-же де Монтескьу, воспитательнице Римского короля:

— Это причинило бы столько огорчения императрице, что я никак не решусь приказать вам отважиться на такую встречу.

— Положитесь на меня, государь, — ответила мама Кьу. — От вас требуется лишь одобрить то, что я сделаю.

— Согласен, но, смотрите, не погубите себя.

Тогда через обер-шталмейстера Римского короля барона де Канизи воспитательница дала знать Жозефине, что в следующее воскресенье пойдет с ребенком гулять в Багатель^[169].

«Чтобы никто не догадался о нашей тайне, я уговорилась с г-ном де Канизи сказать, когда буду садиться в экипаж, что предоставляю ему самому выбрать маршрут прогулки. Вскоре я опять позвала его и добавила, что, если ребенку потребуется остановиться, надо будет завернуть в Багатель. Мы в самом деле заехали туда. Когда мы оказались во дворе, г-н де Канизи с удивленным видом объявил мне, что во дворце находится императрица Жозефина. Я ответила:

— Мы зашли слишком далеко, чтобы отступать; это было бы неприлично.

Она ждала в маленьком кабинете в глубине здания. Нас впустили без промедления. Она — опустилась перед ребенком на колени, залилась слезами и поцеловала ему ручонку, сказав:

— Милый малыш, когда-нибудь ты узнаешь, какую жертву я тебе принесла, а пока пусть ее оценит твоя воспитательница.

Проведя час со мной и ребенком, она пожелала видеть весь штат, сопровождавший в ту минуту юного короля. Как всегда, была любезна со всеми, а уж с кормилицею так приветлива, что та сказала, садясь в экипаж:

— Ах ты Господи, до чего же она ласковая! Она мне за четверть часа полюбилась больше, чем „Другая“ за полгода».

«Бедная Жозефина!..»

Наполеон. Май 1812.

Великая Империя — в зените, но цел только фасад здания, по которому уже пробежали трещины. Близится «начало конца»^[170]. А покуда карточный домик еще не рухнул, слава Наполеона пылает последним пламенем. В Дрездене перед походом на Россию целая толпа более или менее суверенных королей, герцогов и князей окружает две императорские четы — французскую и австрийскую. Когда садятся за стол, Наполеон не снимает шляпу, хотя у всех головной убор в руке, даже у императора Франца. Правда, он ведет к столу свою дочь Марию Луизу.

Евгений, заехавший в Париж перед тем как возглавить IV корпус Великой армии, добился, чтобы его мать отправилась наконец в Милан. Она же столько раз обещала ему это. Августа вновь в тягости. Почему бы бабке не заменить отца, который будет далеко? Жозефина соглашается без особого восторга. В Мальмезоне ей так уютно, а в Милане, во дворце вице-короля та же скука, что при любом дворе, тем более иноземном. Она ставит одно условие — путешествовать под чужим именем, и Евгений предупреждает жену:

«Она прибудет инкогнито, затем примет всех представленных ко двору: сначала власти, затем дам с их мужьями. Власти будут допущены к ней так же, как ты принимаешь их по обычным воскресеньям. Поэтому ни Сенату, ни Государственному совету, ни Суду нет нужды представляться в полном составе: всех представят и назовут тебе и императрице, как это делается у тебя по воскресеньям. Тем самым удастся избежать речей. Словом, ты поняла: всем приглашенным передают, когда им прибыть, сперва впускают министров, потом председателя суда, остальных — партиями по десять-двенадцать человек…»