Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня

Семейная жизнь Гортензии становится все хуже, и Жозефина находит дочь «такой исхудалой, что всякий раз, когда я смотрю на нее, у меня навертываются слезы». Чтобы не тревожить мать, Гортензия уверяет, что причина, доведшая ее до подобного состояния, — ее отсутствие на свадьбе брата, Но Жозефина не дается в обман. Если ей кажется, что она устроила счастье Евгения, то она вынуждена признать, что совершила страшную ошибку, вынудив дочь выйти за унылого полукалеку. Состояние падчерицы не ускользнуло и от императора.

— Гортензия совсем поблекла, — говорит он Жозефине. — Муж не сделал ее счастливой, и нам, вероятно, предстоят ужасные минуты. Если уж она кем-нибудь увлечется, то всерьез, а любовь толкает на большие безумства.

— Она слишком рассудительна, чтобы поддаться прихоти, — возражает Жозефина.

— Не будь так уверена. Посмотри на ее походку, прислушайся к ее словам. Все в ней дышит чувственностью, иначе она не была бы твоей дочерью.

Жозефине приходится признать правоту мужа. Гортензия действительно влюблена. Уже некоторое время она без ума от молодого адъютанта Мюрата, сына г-жи де Суза^[60]. Но зовут его не Суза, а граф Шарль де Флао, по имени первого мужа г-жи де Суза, хотя тот вовсе ему не отец. Г-н де Флао, бывший на тридцать шесть лет старше жены, стал для нее всего лишь «фиктивным мужем» и умел изящно примириться с «сердечным браком», заключенным его женой с неким молодым аббатом. Последний, видимо, чувствовал себя как дома в Лувре, где жила чета Флао. Несколько лет спустя губернатор Моррис, представитель молодых Соединенных Штатов в Париже, явившись с визитом к юной женщине, застал ее в тот момент, когда она принимала ножную ванну, а «духовное лицо» предавалось «богоугодному занятию» — согревало грелкой постель хозяйки дома. Молодого аббата звали Шарль Морис де Талейран-Перигор, и ему вскоре предстояло стать самым искусным в мире министром иностранных дел. Он-?? и был отцом маленького Шарля де Флао. Г-н де Флао, человек XVIII века, умевший жить, встретил как благовоспитанный муж рождение по меньшей мере неожиданного младенца.

Экс-госпожа де Флао, муж которой умер на эшафоте во время террора, стала женой португальского дипломата г-на де Суза и думает лишь об одном — карьере сына. Поэтому, заметив, что Гортензия нежно поглядывает на него, она подталкивает юного петушка поухаживать за падчерицей императора. У обоих приятные голоса. Почему бы не попеть вместе? Гортензия находит Флао все более очаровательным, — это слово она слышит из уст каждой женщины, как только речь заходит о незаконном сыне Талейрана, — но дуэты не выходят за рамки вокализов, тем более что Каролина Мюрат дает понять адъютанту мужа, что он ей очень по вкусу. Шарль находит, что сестра императора в теле, весьма аппетитна и, не заставляя себя долго просить, лакомится ею, продолжая ухаживать за Гортензией, когда встречается с тою в свете.

У него явная склонность к императорской семье.

Эта склонность не по душе Каролине. Она не может примириться с тем, что «молодой человек, состоящий при ее дворе» и обязанный служить ей не меньше, чем ее мужу, позволяет засматриваться на другую женщину. Поэтому в присутствии своей госпожи Шарль избегает проявлять любезность по отношению к Гортензии. «Принцесса Луи» понимает все тем более ясно, что как-то вечером на острове Жатт, примыкающем к замку Нейи, она застает свою родственницу за сентиментальной любовной прогулкой с Шарлем де Флао. Отныне она так демонстративно старается избегать молодого адъютанта, что он рассказывает об этом матери. Та отправляется к Гортензии, чтобы разжалобить ее, и принцесса на одном из балов приглашает Флао протанцевать с ней. Вальсируя — этот танец входит в моду, — Флао вздыхает. За что принцесса сердита на него? Что он сделал?

Прекрасные глаза Гортензии наполняются слезами, и Шарль взволнованно спрашивает:

— Я хоть чуть-чуть небезразличен вам? Почему же вы оставляли меня в неведении? Вы избавили бы меня от больших огорчений… А теперь, хоть я по-прежнему люблю вас, я связан с другой.

Гортензия чувствует, как учащенно бьется у нее сердце. Она идет на открытую ложь:

— Нет, нет, я не люблю вас. Если я на миг поверила в это, то теперь, ручаюсь вам, все прошло.

Флао, которому вовсе не хочется повесить себе на шею двух женщин, торопливо заключает:

— Тогда подарите мне вашу дружбу. Она утешит меня в утрате всего, что я потерял.