Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня

Флао кажется, что страница перевернута, но для Гортензии дело обстоит иначе. Она не может заставить себя не думать об очаровательном офицере. Ее не радуют даже победы, одерживаемые французской армией. Она скажет в своих «Мемуарах»: «Мысль об опасностях, угрожавших человеку, о котором я слишком часто думала, вынуждала меня понять, насколько он мне дорог, и отравляла мне всякую радость. Когда приходил бюллетень, я, принимаясь за чтение, дрожала от страха, что, на свое несчастье, встречу там его имя. Однажды он был упомянут в числе отличившихся, другой раз — в числе раненых. К счастью, я была одна, когда узнала об этом; острота испытываемой мною боли никому не позволила бы поверить, что такой интерес к нему внушила мне только дружба».

Она следила за тем, как реагирует на известия Каролина, и, когда находила, что ее родственница волнуется меньше, чем она сама, сердилась на нее за это. «Когда я видела, что она печальна и расстроена, она становилась мне дорога, и я прощала ей мучительные минуты, которые часто переживала по ее вине».

Г-жа де Суза была на седьмом небе. Разве сыну ее не покровительствует и сестра, и невестка императора? Она плохо знала Наполеона, который не любил, когда женщины его семейного клана дурно себя вели, и которого раздражали подвиги юного «распутника».

— Но в нем столько обаяния и ума, — вступилась за повесу Жозефина.

— Ума? — воскликнул Наполеон. — У кого его нет? Он хорошо поет? Вот уж достоинство в солдате, у которого в силу его ремесла почти всегда хриплый голос! Эх, да он просто смазливый парень, вот это и трогает вас, женщин. А вот я в нем ничего особенного не нахожу.

И Наполеон устроил так, чтобы красавец-адъютант находился подальше от Парижа. В эту эпоху, когда большая часть Европы представляла собой французские департаменты или вассальные государства, это было нетрудно.

Но наступает событие, которое перевернет всю жизнь Гортензии. Ее делают королевой.

«Назначение» Луи и Гортензии на голландский трон ускоряет ход вещей. Луи на верху счастья, зато Гортензию новость погружает в печаль. Жозефина слышит, как дочь вздыхает:

— Я хотела б быть королевой Голландской в Париже.

Вся в слезах, Гортензия умоляет Наполеона не «навязывать» ей трон.

— Это же лестное отличие! — возмущается император. — Постарайтесь выказать чувства, достойные такого возвышения.

— Ах, государь, — восклицает Гортензия, — ваши советы напрасны; мои чувства всегда останутся мещанскими, если так можно назвать привязанность к своей стране, друзьям, семье.

Но Наполеон только посмеивается. И в письме к брату Гортензия изливает свое безмерное горе:

«Стоит мне подумать об этом, как на глаза навертываются слезы. Сколько женщин были бы рады стать королевой! Почему не отдать им это счастье, которое сделает меня такой несчастной? Я все еще надеюсь, но император держится за свой замысел: для него важнее всего политика. Боже мой, мне кажется, я умру от горя!»

Это «королевство-префектура» нисколько не ослепило Жозефину. Она уже пресытилась всем этим, Значение для нее имеет лишь одно: она уже живет вдали от Евгения, а теперь и дочь будет жить в разлуке с ней.

«Мама ведет себя безрассудно, а я, самая несчастная из всех, должна еще всех утешать», — пишет Гортензия брату.

Это напоминает остроту Талейрана, услышавшего, как сетует Дезире Клари, тоже не по своей воле ставшая королевой:

— Всякое царствование кончается так плохо!

— Несомненно, государыня, но с него так приятно начинать.

После отъезда Гортензии в Гаагу Жозефине, как она пишет сыну, «понадобилось время, чтобы прийти в себя». Она чувствует себя «слишком взволнованной и слишком больной» и редко дает о себе знать Евгению. Ее душевное состояние еще более ухудшается, когда она узнает, что готовится новая двойная кампания — сперва против Пруссии, затем против России, кампания, которая в будущем году приведет императора в Тильзит^[61] славной и кровавой дорогой через Иену, Потсдам, Варшаву, Эйлау и Фридланд.

В среду 24 сентября 1806 Наполеон получает в Сен-Клу письмо от Бертье, сообщающего, «что пруссаки не скрывают больше своего намерения» объявить войну. Их войска, которые завтра станут вражескими, уже приближаются к аванпостам Великой армии.

Император решает, хотя и не без внутреннего сопротивления, в ту же ночь отбыть в Майнц, не взяв с собой Жозефину. Но императрица узнает об этом около четырех часов утра и, рассказывает Констан, «спрыгивает с постели, накидывает на себя что попало под руку и в ночных туфлях, без чулок выбегает из спальни. Плача, как девочка, выпроваживаемая в пансион, она несется через покои, скатывается по лестнице и бросается в объятия императора, когда тот уже собирается сесть в карету».

Приходится взять ее с собой.