Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня

«Зимой почти каждую неделю я раз-другой бывала в Тюильри. В последнюю зиму я посещала дворец особенно регулярно. Странная вещь! Чаще всего я была там единственной посетительницей; кружок императрицы состоял из особ придворного штата. Я приезжала и ждала, пока придверник доложит обо мне. Он возвращался и распахивал дверь. Императрица сидела у камина, играя в вист с одной дамой и двумя мужчинами, которых хотела особенно отличить. Нередко ее партнером был кардинал Капрара^[87]. Круг расположившихся рядом женщин был более или менее широк. Я подходила, делала реверанс, затем садилась, и дежурная фрейлина учтиво проявляла заботу обо мне. Через несколько минут какая-нибудь из дам предлагала сыграть в карты, чтобы дать мужчинам повод сесть. Игра, однако, не начиналась, но дальше было уже не важно, непринужденно вы держитесь или скованно. В одиннадцать докладывалось, что чай подан. Императрица вставала, за ней — все остальные, и тогда, проходя мимо собравшихся, она с безупречным изяществом бросала несколько лестных слов каждой женщине, а часто и мужчинам, образовывавшим вторую линию, причем все это без натянутости и вымученности. Ей отвечали, завязывалась легкая беседа, и все направлялись в столовую, где женщины усаживались за великолепное угощение, главную прелесть которого составлял великолепный чай. Из столовой возвращалось уже меньше народу, потому что многие уходили как раз в момент чаепития; императрица опять садилась за стол и начинала раскладывать пасьянсы. Тогда те, кто располагался ближе всего от нее, завязывали беседу, в которой принимали участие и кое-кто из мужчин. На другом конце комнаты люди постепенно исчезали; когда же императрица находила, что гостям пора удалиться, она вставала и направляясь к себе в покои. Как правило, больше всего удовольствия мне доставляли именно эти беседы, и после чая я устраивалась по возможности ближе к пасьянсному столу. Женщина, привыкшая к избранному обществу, к разговорам на самые животрепещущие темы, к неизменному доверию со стороны человека, у которого рождалось больше всего новых мыслей, — такая женщина не могла быть заурядной».

Заурядной? Разумеется, Жозефина незаурядна. Она замечательно умеет сделать так, чтобы ее гости чувствовали себя непринужденно, и двор подражает ей в этом.

«Поведение особ, допущенных в ее окружение, отличалось исключительной учтивостью. При ее дворе на каждого смотрели как на равного, как на друга. Люди более низкого ранга, состоявшие при нем, встречали вас как желанного гостя, выказывали вам всяческое уважение, и вы в конце концов избавлялись от всякого чванства и скованности. Не знаю, существовал ли когда-нибудь другой двор, которым оставались так довольны те, кто был приближен к нему».

Двор императрицы значительно пополнился. В 1805 фрейлинами, не считая пяти итальянок, были назначены давняя знакомка Жозефины г-жа Дельво и красавица г-жа де Монталиве, которую, как говорят, платонически любил младший лейтенант Бонапарт, когда служил в гарнизоне Баланса, Это воспоминание побудило императора разрешить г-же Монталиве совмещать служебные обязанности с заботами о муже и детях. Еще одна фрейлина Жозефины г-жа Мареско замужем за бывшим сотоварищем «дипломированного капитана Буонапарте» по Тулону. Но генерал Мареско оказывается причастен к Андухарской капитуляции, и его жене приходится подать в отставку. Список новых назначений завершают две старорежимные дамы: г-жа Тюренн, чей муж останется верен Наполеону до самого Ватерлоо, и г-жа де Буйе, чья свекровь, креолка с Мартиники, была в родстве с Жозефиной.