Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня

— У меня родился замысел, который целиком поглощает меня и успех которого дает мне надежду на то, что жертва, недавно принесенная мною, не будет напрасной: вчера я сказала императору, чтобы он женился на вашей эрцгерцогине; он ответил, что выбор его еще не определился, но думаю, что это произойдет, если у вас примут наше предложение.

— Я рассматривала бы такой брак как большое счастье, — благоразумно отозвалась посланница, но, вспомнив о судьбе Марии Антуанетты, непроизвольно прибавила: — Австрийской эрцгерцогине будет, может быть, трудно прижиться во Франции.

— Нам нужно постараться все уладить, — вновь взяла слово Жозефина.

Затем она произнесла фразу, угрозой повисшую в воздухе:

— Нужно объяснить вашему императору, что отказ неизбежно повлечет за собой гибель его страны и его самого, тогда как согласие — единственный способ помешать нашему императору порвать со святейшим престолом.

Жозефина надеется таким образом получить преимущество перед той, что придет ей на смену. Сама того не желая, императрица была одной из первопричин, обрекших на неудачу замысел русского брака. По вине наследного принца Мекленбургского, которому она якобы по секрету сделала то же признание, что когда-то г-же Дюшатель, царица-мать сочла Наполеона импотентом.

— Он не годен для этого, — воскликнула, по слухам, она, когда Коленкур явился «прощупать почву» на предмет сватовства своего государя к сестре Александра.

Накануне принятия решения Меттерних «или какой-то другой австриец по поручению Вены вздумал проконсультироваться» с Жозефиной по этому, мягко говоря, деликатному вопросу. Он проделал это «довольно глупым манером», и — тут же поверим Наполеону, который сам приводит этот факт, — экс-императрица «была шокирована». Отсюда облетевший Париж каламбур: Bon-a-parte n'est bon-a-rien^[131].

Тем временем, — рассказывает Гортензия, — письма от императора «приходили все реже», и Жозефина «вечно их ждала. У моей матери была маленькая комнатка, откуда открывался вид на дорогу. Всякий раз, когда она узнавала, что в Сен-Жерменском лесу состоится охота, она простаивала у окна, пока не проедет туда, а затем обратно коляска императора. Я начала опасаться, как бы ее жертва не обошлась ей дороже, чем я сначала думала».

Когда Наполеон ее навещал, визиты его всегда проходили одинаково, Заслышав шум экипажей в аллее, Жозефина тут же выходила встречать императора на пороге своей «клетки», Они не обнимались. Если день был погожий, она брала Наполеона под руку или за руку, они шли в парк и садились на скамью, а офицеры, сопровождавшие императора, составляли компанию дамам изгнанницы.

Но нельзя ли подсластить горечь толикой золота? Поэтому 6 января, на другой день после визита, с которого — он сам пишет об этом — император вернулся весь под обаянием Жозефины, Наполеон снова углубляется в докучную финансовую проблему — вечную бездну долгов бывшей жены. Поработав с казначеем Жозефины и решив уплатить внушительный остаток долга, он отдает распоряжение увеличить на 400 000 франков обычные выплаты на 18 10 не только для «покрытия сверхсметных расходов по Мальмезону», дабы Жозефина могла там «сажать все, что захочет», но и для оплаты недавно купленного рубинового ожерелья, «стоимость которого поручается определить министерству двора», потому что он, император, не потерпит «воровства ювелиров». Он добавляет еще 500 000–600 000 франков, которые должны находиться в «шкафу в Мальмезоне». «Можешь истратить их на столовое серебро и белье». А ведь на наши деньги это почти три миллиона! Наконец, он заказывает для нее сервиз: «Распорядись только, чтобы он был покрасивее».

Поскольку Жозефина теперь свободна в своих поступках, она вновь видится с Русленом, бывшим секретарем генерала Гоша и Бернадота, состоящим сегодня в отношениях с полицией, что подтверждает справка, представленная Фуше императору. «Люди находят подобные встречи неподобающими», — заключает министр. Почему Жозефина опять видится с Русленом? Фуше поясняет: «В глазах императрицы вышеназванный Руслен выглядит достойным человеком, потому что по смерти генерала Гоша он вернул ей письма, писанные ею покойному; но в глазах многих означенный субъект — всего лишь низкопробный интриган, в свое время вытянувший кое-какие сведения из князя Понтекорво (Бернадота), а сегодня проделывающий то же с императрицей».

Руслен неоднократно появляется в Мальмезоне и часто проводит с императрицей часа два-три. Они вспоминают о прошлом, и мы не находим на донесениях Фуше никаких следов возражений со стороны Наполеона. Точно так же она вновь общается с г-жой Тальен, ставшей княгиней Караман-Шиме. При встрече обе королевы Директории обнялись, и Жозефина, конечно, пустила слезу.

Теперь это стало ритуалом. При каждом визите она плачет и рассказывает о своих «несчастьях». Плачет она и принимая пажа, который привозит ей письма от императора, и Наполеон опять ей выговаривает.