Не Жозефина ли эта маленькая женка? Нет, конечно. Потому что Гош в это время был женат законным браком, и этой жене, которую его смерть поставит в затруднительное положение, Первый консул назначит пенсию в 6000 франков.
Гош питал, по словам Барраса, к своей молодой и добродетельной супруге нежное уважение. Он мог изменять ей. Но бросить и забыть из-за мимолетного волокитства (вроде связи с вдовой Богарне) не мог.
А существовала ли на самом деле связь будущего умиротворителя Вандеи с будущей императрицей? Так как в таких делах существенных доказательств почти никогда представить невозможно, то решающее значение принадлежит здесь предположениям.
Со стороны Жозефины это легко допустимо. Со стороны Гоша допустимо с еще большей легкостью. Он столь же великий волокита, сколь и великий генерал.
В письме кузине, из которого целомудренно вычеркнуты скабрезные места, Гош просит назвать одного из своих крестников Лазарем и добавляет: «Уверяю тебя, милая кузина, что если он будет похож на меня, то это будет плохая шутка, свидетельствующая о моем поведении в Париже. Это между нами. Думаю, моя кузиночка молчалива».
Гош проявлял необычайную предусмотрительность. Бегая день и ночь, он старался делать вид, что бегал не за женщинами. Пусть будет так, но если это женщины бегали за ним?
Репутация Гоша как дамского угодника установилась до такой степени, что Гойе, извещая одного из друзей о назначении генерала военным министром и сожалея о годах, не позволивших принять эту должность, писал: «С большим удовольствием дал бы я ему один из моих самых счастливых годов. Но этот подарок, который с большей охотой сделают ему наши хорошенькие женщины, к сожалению, невозможен».
Кроме того, известно буквально гибельное влияние, оказанное на Гоша любовными излишествами. «Вы знаете, – говорил Виктор Сарду, – он был болен… Ему прописывали лошадиные лекарства, вот что уморило его».
На другой же день после смерти генерала разнесся подобный – и даже правдоподобный, если не достоверный – слух. Биография 1827 года повторяет его в следующих выражениях: «Утверждают, что Гош умер единственно от последствий невоздержности и что окончательно свела его в могилу молодая супруга, на которой он незадолго перед тем женился и которую страстно любил».
Итак, что до Гоша, то сомневаться не приходится. Он мог пойти на связь с креолкой. Красавец, он мог понравиться Жозефине.
Баррас говорит: «Это был один из наших красивейших мужчин, по сложению скорее Геркулес, чем Аполлон». Монгальяр подтверждает это свидетельство, добавляя, что он был «наделен самыми привлекательными формами».
Любовный роман, который начинался в тюрьме и в который верят даже историки-скептики, продолжался недолго: не более двадцати шести дней, если предположить, что Жозефина бросилась в объятия Гоша в самый день своего прибытия в заточение. (Это ни в коей мере не делает менее правдоподобным свидание Жозефины с Александром.)
Гош, по словам Барраса, будто бы не без стыда оправдывался в связи с Жозефиной: «Нужно было находиться с ней в тюрьме, – говорил он, – чтобы быть в состоянии так интимно сойтись. На свободе это было бы непростительно».
Однако и на свободе эта связь продолжалась. Правда, недолго – на этот раз двадцать один или двадцать два дня.
Говорили, что Жозефина воспользовалась ими, чтобы попытаться уговорить Гоша на развод. «Гордый Гош» с «ужасом» отверг эти притязания, «решительно» заявив креолке: «Можно, конечно, обойтись на минуту непотребной женщиной вместо любовницы, но никак нельзя брать ее в законные супруги».
Это послужило одним из поводов к разрыву.
Монгальяр указывает еще и второй: «Незадолго до смерти Гош не скрывал отвращения, внушаемого ему подобной связью, ибо Жозефина беспрестанно просила у него денег».
Баррас согласен с Монгальяром. Он пишет: «Хотя и казалось, что для мадам Богарне позывом для начала связей были плотские желания, самое ее распутство было сугубо рассудочным, сердце не участвовало в наслаждениях тела. Любя всегда только по расчету, похотливая креолка не теряла из виду деловые соображения даже тогда, когда ее считали покоренной и покинутой. Деловым соображениям Жозефина принесла в жертву всё. И так же, как говорили об одной особе, предшествовавшей ей в этом жанре эксплуатации, "она готова была черпать золото из черепа возлюбленного"».
Это обычная манера Барраса выражаться. Он не привык сдерживаться.
Теперь скажем о третьем поводе для разрыва между Жозефиной и Гошем и сошлемся в этом на Барраса.
Упомянув между прочим об адъютанте Гоша, «который, передавая письмо генерала мадам Богарне, был соблазнен ею», Баррас говорит: «Генерал Гош ставил мадам Богарне в упрек и капризы менее изысканные». И тут же в качестве доказательства цитирует письмо генерала Гоша: «Что касается Розы, то пусть оставит меня в покое. Я отдаю ее Ван Акерну, стремянному».