Жозефина

Березкин скорее автоматически, чем послушно, опустился на колени и, вынув из кармана бинт, нагнулся к пленному; ухватил обеими руками рубашку ниже ворота, и она затрещала, разрываясь до самого низа; затем разом стянул с плеч вместе с рубашкой и плащ и пиджак, обнажив впалую грудь, поросшую рыжим пушком.

Пуля прошла чуть выше локтя, очевидно задев кость. Раненый взглянул на руку и вдруг заплакал.

Удивительное дело, Курбатов, ожидавший чего угодно, но не этих слез, вдруг почувствовал, что злость постепенно уступает чувству, к которому примешано ощущение сочувствия. Он привык ненавидеть врага, но, когда увидел перед собой узкие плечи, вьющиеся колечки рыжеватых волос на груди, увидел слезы, смутился.

— Что это он? — спросил Березкин. — Рехнулся?

— Бинтуй! — со злостью приказал Курбатов.

Березкин развернул бинт, но раненый отшатнулся и истерически закричал:

— Убейте меня! Убейте!…

— Тоже француз? — спросил Березкин; бурное сопротивление его озадачило.

— Но! Но! Я не фашист, — вдруг сказал человек, протягивая здоровую руку ладонью вперед, словно отгораживая себя от несправедливого обвинения. — Я музыкант!

— Музыкант! — удивился Курбатов и вдруг пожалел, что, рискуя, тащил его на себе. — Когда вы бросали гранату, — зло сказал он, — вам казалось, что вы бьете в барабан!… Бум!… Вы и в самом деле музыкант? — переспросил он.

— Да, был им еще десять минут назад, — проговорил француз, — теперь для меня все кончено. Музыкант Поль Венсан прекратил свое существование…

Поль Венсан! Курбатов невольно посмотрел в ту сторону, где находилась Жозефина. Он начиная понимать многое. Несколько мгновений молчал, как-то заново рассматривал человека, которого старался представить себе совсем недавно, когда шел по дороге. Почему-то он представлял себе его совсем иным. Каким, точно сказать не мог бы, но совсем иным…

Курбатов расстегнул сумку, вынул из нее записную книжку и карандаш.

— Как вы оказались в самолете? — спросил он.

— Меня пригласил полковник Гецке, — ответил Венсан, следя за рукой Курбатова, записавшего ответ.

— Откуда летели?

— Из Кенигсберга.

— Куда?

— В сторону Мюнхена.

Курбатов помедлил.

— Вы женаты? — вдруг спросил он.

Длинные пальцы Венсана крепче сжали полы пиджака на груди. Его знобило.

— Я был женат, — проговорил он.

— Так, — сказал Курбатов и снова поглядел в сторону кустов. — Почему же все-таки вас вывозили из Кенигсберга с таким почетом?

— Музыка не имеет национальности, — сказал Венсан напыщенно.

— Вы думаете? — задумчиво спросил Курбатов. — А вот я знаю женщину. Она любила одного знаменитого музыканта, но когда узнала, что он предатель-фашист, то бросила его…

Поль Венсан молчал. Он смотрел перед собой, о чем-то напряженно думая.

— Вы меня убьете? — вдруг спросил он.

Курбатов усмехнулся:

— Нет, зачем же, музыкант Поль Венсан, по-моему, сам покончил с собой…

Вдали на шоссе Курбатов вдруг заметил темную точку. Она приближалась. Нет, он не обманулся. До него донесся шум машин. Он выбежал на шоссе. Надо остановить их подальше от дымящегося самолета. Теперь он уже явственно различил вездеход, а за ним полуторку с солдатами. Когда машины были уже метрах в двухстах от него, Курбатов бросился им навстречу, размахивая руками.

В вездеходе сидел комендант штаба армии Фисунов. В сопровождении целого отделения солдат он петлял по дорогам, разыскивая подбитый немецкий самолет.

Через несколько минут Поль Венсан лежал в полуторке, на шинелях, которые скинули с себя солдаты.

Курбатов попросил Фисунова немедленно отправить машину вперед, а вездеход немного задержать.

Он нашел Жозефину там, где ее оставил. Она сидела на поваленном дереве, и по ее острому взгляду он понял, что она тревожно ждала его.

— Ну, Жозефина, — сказал он, улыбаясь, — сейчас мы поедем.

— Кто-то остался жив? — спросила она.

— Да, одного раненого мы отправили в госпиталь. Ранение неопасное… Будет жить… Ну, пошли, Жозефина.

Когда они отъехали километра три, позади раздался взрыв страшной силы. Жозефина невольно вздрогнула. Это наконец взорвался самолет.

…Еще один поворот шоссе. И машина вышла на прямую. Теперь до штаба было уже недалеко.

— До свидания, Жозефина, — сказал Курбатов.

Жозефина не сразу поняла его. Она сидела, немного подавшись вперед, и была где-то далеко в своих мыслях. Тогда Курбатов пожал ее руку, лежавшую на сиденье машины, и она повернула к нему свое измученное лицо. В ее глазах не было уже ни прежнего безразличия, ни отрешенности, — только печаль много пережившего человека.

— До свидания, господин Курбатов! — Жозефина придвинулась к нему и неожиданно крепко поцеловала…

На развилке дорог Курбатов вышел из машины и пошел к штабу. Через несколько шагов он оглянулся. Вездеход уже удалялся на большой скорости, и он разглядел лишь вскинутую кверху руку Жозефины. Она прощалась с ним…

А позади скрипели шаги Березкина.

— Товарищ начальник, — сказал он, приближаясь, — уж вы похлопочите, чтобы командир автобата выдал другую машину…

Курбатов вздохнул, похлопал Березкина по плечу и прибавил шагу…