Жребий брошен

– Пойдем, Валерий. Только дорогой я зайду на несколько минут к Адэлле проведать моих детей; я обещал ей. Нельзя круто порвать все отношения… надо чем-нибудь замаскировать это… и Маб тоже нельзя сразу обескуражить…

– Ты уже колеблешься… эх, легкомысленный!

Глава VI Разговор об одном, как о двух

Когда Валерий пришел на заре к Фабию, Маб проснулась в комнате Адэллы. Молодая маркитантка сидела на полу около постели своей подруги, с которой уже несколько лет спала вместе. Маб и Адэлла очень любили друг друга.

– Доброе утро, Маб!

– Здравствуй, Адэлла!

Подруги поцеловались.

– Ты бредила ночью.

– Откуда ты знаешь? Разве ты плохо спала?

– Очень плохо.

– Что за вздох, Адэлла?! Что за взгляд?! Ты готова плакать.

– Милая Маб, меня постигло горе.

– Какое?

– Самаробрива – несчастливое место для меня. Входя в этот дом после переезда, я оступилась на пороге… ты мне сказала, что это дурное предзнаменование, но я тогда не обратила внимания. Потом мне снился сон… ужасный сон… я приписала его волнению крови от хлопот.

– Какой сон?

– Мне снилось, будто я выходу замуж за знатного римлянина; я видела себя в роскошном доме около очага или в храме у жертвенника. Жрец дал мне священную лепешку; я разделила ее с моим женихом.

Вдруг земля затряслась, светильники упали и погасли… настал мрак… на тлеющих угольях очага или жертвенника я увидела вместо положенных цветов и ароматов какую-то человеческую фигуру, всю связанную, перетянутую веревками, в самом неудобном положении с перегнутой спиной, свесившуюся вниз головой, как преступник во время пытки; эта фигура стонала и корчилась на угольях в предсмертных судорогах, с жалобами произнося имя моего жениха, говоря, что он принес ее в жертву вместо брачных роз.

Подле меня очутилось чудовище, похожее на медведя или германца с мордой вместо шлема… это чудовище дразнило меня языком, приговаривая – en tibi murias mariskis!.. – как это часто делал летом противный Разиня, бывший оруженосец Фабия, после того как разбогател. Ужасными лапами чудовище охватило меня и бросило в разверзнутые недра земные – в бездну.

Я приписала этот сон волнению после дорожных хлопот и ссоры с Церинтом из-за его заносчивости, но теперь… Ах, Маб, я этот сон припомнила… он начинает сбываться.

– Церинт опять, верно, оскорбил тебя за то, что ты не хочешь величать его доблестным Ценгериксом, а все зовешь Разиней?

– Нет, не Церинт… Вчера я пошла к одному из самых преданных моих поклонников, а он выгнал меня с бранью и холодностью.

– А ты его любила?

– Очень любила… я ему все приносила в жертву целых шесть лет… отдавала все барыши, отказывая себе во всем… я любила его, как никого не любила!

– Он беден?

– Очень беден… я прощала ему и мотовство, и измены, пока он ласкал меня… теперь он меня выгнал вместо благодарности… Верно, завелись деньги от британской добычи, или родные из Рима прислали.

– Какой низкий человек! Он не стоит слез, Адэлла.

– Не стоит, но мое глупое сердце все же плачет о нем… Ты, холодная, неприступная Маб, не понимаешь любви. Любви жгучей, страстной, ревнивой, готовой на все жертвы для любящего и на все преступления для мести извергу-обманщику!

– Я знаю любовь, Адэлла, я люблю и любима… После долгих лет скорби счастье осветило, как луч солнца, мою пасмурную жизнь. Я выходу замуж, Адэлла, замуж за моего милого.

– Маб?.. Неужели?!

– Да… я безгранично счастлива.

– Кто он? Это Вирдумар?

– Нет… римлянин.

– Римлянин?!

– Да. Богатый… красивый… молодой… знатный… ах, как я счастлива!

– Как его имя? Кто это?

– Он не велел пока его называть.

– Ладно… не говори… я сама отгадаю.

– Адэлла, поучи меня, милая, расчесывать голову гребнем по-римски, как ты себе делаешь.

– Хорошо… садись сюда. Но, Маб, к тебе римская или греческая прическа, как и платье, не пойдет. Галльский костюм тебе больше к лицу. Высокие прически хороши только для низеньких, длинноносых, широколицых женщин, как я, а ты испортишь свою голову, если пригладишь маслом волосы, заплетешь в косы и нагородишь башней на темени. Твои черты лица не годятся для этого.

– Хоть разок попробую.

Адэлла стала расчесывать Маб, стараясь выведать у простодушной дикарки имя ее жениха, но та не поддавалась на хитрости. Они весело болтали, одна о любящем богаче, а другая – о холодном бедняке, не подозревая, что это одно и то же лицо.

– Уж не Антоний ли? – спросила Адэлла, перебрав без успеха десяток имен.

– О, нет! Не Антоний.

– Антоний красавец, богач, знатный, любимец Цезаря, холостяк…

– Он интриган… Он послал к германцам принцепса аллоброгов, все это говорят.

– Так это принцепс Валерий? Так?.. Он тоже недурен и богат.

– Нет, не Валерий. Какое странное лицо сделалось у меня, Адэлла! С этой прической точно вовсе не Маб, а другая там, в зеркале… как странно!

– Кто же твой жених? Я уж, кажется, назвала всех. Не знаю, на кого подумать…

– А хвасталась отгадать!