Жребий Кузьмы Минина

После свершения обряда новообращённого инока вывели под руки на крыльцо. Двор уже был заполнен всяким людом.

— Нет боле царя Шуйского, — задорно подбоченившись, возвестил Захарий, — есть инок Варлаамий. Кличьте на царство Василия Васильевича Голицына!..

Неожиданная ляпуновская проделка с Шуйским и дерзкие призывы рязанского наглеца вызвали раздражение у больших бояр. Эка ведь что затеяно в обход державной думы! Новым самозванством веяло, а с ним и разгульной опричниной! Высокороден Голицын, по всем статьям гож в цари, однако пошто стакнулся с заговорщиками, пошто пренебрёг волей думы? Над ней мыслит встать? Нет уж, не бывать тому! И снова учинились распри промеж бояр.

4

Мрачно радовался Филарет Романов несогласию в боярской думе и сызнова, как когда-то перед годуновским наречением, томился ожиданием. Провёл его лукавец Бориска — ныне таким затеям не бывать. Думал: вот-вот вспомянут, кликнут его. Самому-то в рясе на престол не сесть — сына Михаила посадит, четырнадцать уже отроку. Незрел и не вельми смышлён, да отец при нём — направит. Будет, будет владычить твёрдый род Романовых, а не шатких Голицыных! И Гермоген стоит за то, с ним всё обговорено.

Будоражил себя, ломал пальцы, ходил по горнице Филарет, дожидаясь вестей от брата Ивана, что прел вместе с думными. Двое их осталось после злой годуновской опалы, держались друг за друга цепко.

Долгое одинокое заточение в Антониев-Сийском монастыре так и не приучило Филарета отрешаться от мирских мыслей. Тогда он сладостно и бесконечно вспоминал свои молодые лета, в которые ещё водил дружбу с Годуновым и никакого зла от него не видел. Полусонное царствование блаженного Фёдора Иоанновича, елейный мир, безмятежное успокоение после всех кровавых злодеяний Грозного представали в райском сиянии: само собой угасли местнические раздоры и властолюбивые помышления. И ничего не занимало Романова более, чем охота.

Ах, как удал, как резв, как ладен в своей молодецкой стати он был! По ранней рани быстро сбегал он с высокого теремного крыльца во двор, и мигом окружала его шалая свора борзых, ластилась к нему, тыкалась узкими мордами в грудь — приваживал их, своих любимцев. Псари уже ждут на конях, и ему подают доброго скакуна, подставляют лавочку под ноги. Но он и без лавочки, прямо с земли, ловко взлетает в седло и — во весь опор!..

Мчались по зелёным долам ретивые псы, рвались вперёд горячие кони, поднимались в небесную голубень кречеты, сшибая журавлей и диких лебёдушек. А то ещё затевались отважные медвежьи травли. Благое весёлое время — всем на утеху! Вон даже бесталанный Фёдор Иоаннович единожды прянувшую на него из кустов чёрную лисицу голыми руками словил. И ни о каком престоле не помышлял Романов, а ежели завидовал царю, то безгрешно: досадовал, что у царя, а не у него было два дивных меделянских кобеля — рыжий с белой грудью Смерд да чубатый Дурак.

Давно уж на ловца зверь не бежит. Отторженный от мира, разлучённый с семьёй, лишённый любимых забав, мучился Филарет несказанно. И чем боле манила его воля, тем чаще в своей мрачной келье насылал он проклятия на Годунова. Всю жизнь отравил ему захапистый Бориска, подлым ухищрением оттеснив от престола родовитых Никитичей к предав их позору.

По закону и праву царский венец должен быть унаследован старшим Романовым или, на худой случай, — праправнуком Ивана Третьего Фёдором Ивановичем Мстиславским. Но кто смел, тот и съел: через высокие боярские шапки перескакнул бессовестный Бориска, не знавший доподлинно своего роду и племени. И никому не дал прийти в себя от изумления, никому не дал раздышаться хват: Романовых унял карой, а Мстиславского — лестью.

Когда сочувствующий Филарету игумен Иона тайно известил его о появлении на Руси самозванца, опальный постриженник так взбудоражился, что не мог унять и скрыть радости. Был Великий пост, однако ни к духовнику, ни на моление в церковь он тогда не явился. Презрев монастырский чин, ликовал в своей келье, бормотал про ловчих птиц и собак, неведомо чему смеялся. Пришедший позвать на клирос надзирающий старец подивился: не тронулся ли умом спальник. Филарет посохом прогнал его.

Напрасно Филарет возлагал большие надежды на проныру Отрепьева, про которого довольно ведал. Напрасно мнил о лепном возврате в Престольную под зазывной малиновый звон всех московских сорока сороков. Должен был удовольствоваться Филарет саном ростовского митрополита. И снова выжидал своего часа уязвлённый горделивец. Не утешило его и то, что в Тушине наречён был патриархом, не сладка воровская-то честь...

Всё росло и росло возбуждение в Филарете, нетерпеливее становились его шаги, смутная тревога одолевала душу, и он уже почти решился отправиться к Гермогену и просить его принародно объявить о призвании на престол Михаила, но тут наконец, тяжело припадая на одну ногу, вошёл в горницу запыхавшийся брат. Много бед претерпел в годуновской ссылке Иван Никитич, явился оттуда немочным — с хромотой да закостеневшей рукой. Густобородый лик брата сейчас блестел от пота и был мрачен.