Жребий некроманта #2

Костяной дракон неожиданно посмотрел зелёными, магическими глазами прямо на меня. И мне показалось, что вся эта грандиозная битва свелась к финальному противостоянию юного некроманта и чудовища из Преисподней. Если я завалю его, то люди победят. И кажется, не только я так посчитал. Солдаты вдруг стали с кипучей надеждой поглядывать на меня, точно я Христос, пришедший их спасти.

Я хотел произнести что-то эпичное, но из горла вылетел лишь приглушённый хрип. Ладно, и этого хватит. Но хватит ли моего резерва? Я едва стоял на ногах. В груди болезненно пульсировала пустота. А если и бить эту тварь, то чем-то максимально убойным. В моей магической книге почти каждое заклятие было написано по три раза. Зачем? Да потому что в отличие от пергамента, в книге уже нельзя было изменить руны, отвечающие за силу заклятия. Так что я записал в книгу одно и то же заклятие минимальной силы, средней и максимальной. И вот сейчас мне с трудом удалось навести взгляд на самый убойный Контроль Морриса, выведенный на странице. Ну а что ещё? Все остальные заклятия были для Костяного дракона, что слону дробинка, а из Массового упокоения лишь одна струйка тумана устремилась бы к дракону. Тот даже не почувствует ее. Так или иначе, мне придётся рискнуть жизнью и всему вложиться в магию. Авось, меня не постигнет трагическая участь Щербина. И этого заклятия хватит для того, чтобы остановить дракона. Он ведь не непобедимый дьявол. Он просто дьявол, который вполне уязвим. Я сумел подметить, что солдаты изрядно потрепали его. В черепе зияли отверстия от пуль, в лопатке засели осколки снарядов, а на передней лапе красовалась трещина. Ну, что ж… к барьеру.

Я покачнулся и ткнул дрожащим, серым пальцем в руну-активатор. А Костяной дракон, словно что-то почуял, и ринулся на меня, низко опустив голову, дабы пронзить рогами мою тушку. Ему навстречу из книги выпорхнул Контроль Морриса. Он был когда-то переписан мной так, чтобы поразить всего одну цель. И сейчас заклятие ударило в лоб Костяного дракона. Тот тряхнул башкой и продолжил нестись на меня, в кашу давя трупы, густо лежащие на земле. Между нами осталось десять шагов… пять… Могильный холодок тронул мою щеку, немного потрепал по грязным, спутанным волосам. И неожиданно отступил. Дракон замер передо мной, а солдаты поражено выдохнули.

Благо, что хоть в этот раз мне удалось отчётливо произнести, глядя прямо в глаза чудовищной нежити:

— Добейте его. Он под моим контролем. Быстрее!

Бойцы бросились на чудовище и стали рьяно бить его топорами и саблями. Чудовищная нежить не сопротивлялась. И вскоре она превратилась в груду костей, возвышающуюся среди ковра тел. А без поверженного гиганта, солдаты за считаные минуты добили и рядовую нежить. И воцарилась оглушающая тишина. Уцелевшая горсточка перемазанных в крови воинов вертела головами, смотрела друг на друга и не верила, что всё кончилось. Но вот кто-то робко произнёс, зажимая рукой обрубок другой:

— Победа, братцы? Сдюжили?

— Похоже на то, — сипло ответил ему другой воин, сам не до конца веря в свои слова.

— Победа… Победа… — зазвучал над полем боя несмелый шелест, который вскоре перешёл в ураган: — Победа! Победа! Мы побили Повелителя!

Люди стали плакать от счастья. Кто-то обнимался. И все мы стали в эти секунды ближе друг другу, чем родные братья.

Меня начали хлопать по плечам, сжимать в объятиях и называть героем. А я уже ничего не чувствовал. Бой выпил меня досуха со всех сторон: эмоциональной, физической, магической… Я даже не нашёл в себе сил порадоваться и отыскать Илью. Просто закрыл глаза и канул во мрак. И последней моя мысль касалась Повелителя. Погиб ли он в этом сражении? Очень сомневаюсь.

Сколько я пробыл без сознания? Да хрен его знает. Но когда я очнулся вокруг меня царил сумрак, но он был вызван тем, что моя тушка возлежала в палатке. И чтобы я не замерз меня накрыли окровавленными шинелями убитых. Под ними было тепло, хотя и пахло кровью. Я вдыхал её опостылевший, металлический запах и практически не чувствовал тела. Даже голову не мог повернуть. Но прекрасно слышал голоса, ржание лошадей и стоны, раздающиеся за пределами палатки. Помнится, после боя в Перекамске я ощущал себя так же — вывернутой, бессильной тряпкой. И ровно так же, как тогда, первым, кого я увидел стал один из моих братьев…

Илья откинул полог палатки. И мне в глаза точно две спицы вонзились колючие лучи заходящего солнца. Я застонал сквозь зубы. А братец торопливо закрыл полог, хромая подошёл ко мне и радостно выдохнул:

— Фух, пришёл-таки в себя! Хоть лекари и говорили, что сознание вернётся к тебе, я всё равно зело переживал. Сердце не на месте было. Ты ведь столько сил отдал…

Илья покрутил головой, скрытой шапкой, и, кряхтя, присел на складной стульчик, вытянув перед собой левую ногу, словно лишний раз боялся её сгибать.

— Что с ногой? — тихо спросил я, посмотрев на его серое от усталости лицо с багровым шрамом на щеке.