Жребий окаянный. Браслет

Началась беседа, как водится у приличных людей, с приветствий, расспросов о здоровье и благополучии домочадцев. А тут и прозоровский слуга подоспел с большим серебряным подносом.

– Угощайся, Михайла. – Прозоров сделал приглашающий жест рукой, после чего взял с подноса большую пузатую бутылку и, вытащив торчащую из горлышка пробку, налил вина в высокие стеклянные бокалы на длинных ножках. – Португальское. Попробуй, Михайла.

И гость, и хозяин сделали по глотку великолепного портвейна, наслаждаясь его вкусом и ароматом.

– Я, Гурьян Гурьяныч, пришел поблагодарить вас за помощь, – сказал Валентин, поставив бокал на поднос. – Уж так в суде здорово получилось… Куда уж лучше.

Прозоров ухмыльнулся:

– Это надо не меня благодарить, а старого Прова. Я-то хоть и говорил с ним, как ты просил, но насчет лишения имущественных прав – это он уже сам.

– У него что, свой зуб на Мудра был? – удивился Валентин.

– Насколько мне известно, нет. Мудр Лукич его, в отличие от многих, умудрился ни разу не задеть. Но… – тут Прозоров замялся, – уж не знаю как сказать, чтобы невольным словом не задеть твою матушку…

Валентин пожал плечами:

– Чего уж там… Мы люди дела. Как есть, так и говорите.

– Видишь ли, Михайла, Мудр Лукич – это ужасный сон каждого купца, ставший явью. Ты еще очень молод, не знаю, поймешь ли…

– Постараюсь. Вы продолжайте, Гурьян Гурьяныч.

– Ладно. Так вот… – Прозоров сделал еще один добрый глоток. Его примеру последовал и Валентин. – Пока ты молод, ни о чем таком не думаешь. Работаешь себе, как черт, здоровья своего не жалея, и хоть бы хны. Но вот вошел ты в возраст. Дело твое расцвело и окрепло, дети твои подрастают, дом у тебя – полная чаша. Живи, казалось бы, и радуйся только. Но… – Прозоров взял с подноса сливу, разломил ее, косточку положил на поднос, а сливу отправил в рот. – Появляются у тебя первые болезни. То тут заболит, то там… К лекарям когда обратишься, а когда и нет за недосугом. А тут еще слышишь: тот скоропостижно скончался и этот скоропостижно… И ведь все твои ровесники. Ну… Или чуть-чуть постарше. И волей-неволей начинаешь ты думать о неизбежном. Ведь все под Богом ходим. А вдруг завтра и я эдак вот сковырнусь? Как оно все без меня будет? И вот в такой вот момент составляет человек свою первую духовную[13]. Кому все оставить? Понятное дело, жене. А дело кто вести будет? Редкая женщина на такое способна. Старший сын? Так он не дорос еще. Кто же? И начинаются у тебя мучения. Думаешь, баба ведь сдуру доверит все приказчикам, а те разворуют, и к гадалке не ходи… А то еще думаешь, вдруг кто-нибудь к ней, к бабе твоей, присоседится, под теплый бочок подкатится, место твое займет. Ты, значит, будешь в земле сырой лежать, а они будут как сыр в масле кататься, проживать все, что ты трудом непосильным создал. Страсть, одним словом. Потом проходит еще время, дети твои достигают того возраста, когда ты начинаешь их делу учить, и страхи твои постепенно улетучиваются.

Когда Мудр на твоей матушке женился и стал Митряевым, старому Прову было чуть меньше пятидесяти. Женился он тогда во второй раз только-только. На молоденькой, в дочери ему годилась. А тут, видишь ли, бывший митряевский кучер сам становится Митряевым и огромное дело к своим рукам прибирает. Наверное, Пров Фролыч тогда не единожды среди ночи в холодном поту просыпался. Вот за тот свой страх нынче и отыгрался. Понимаешь?

Теперь уже настал черед ухмыльнуться Валентину:

– Понимаю.

Гурьян Гурьяныч взял большое краснобокое яблоко и небольшим ножичком принялся срезать с него шкурку, краем глаза наблюдая за собеседником. Действительно ли понял? Понял, по глазам видно, что понял. Парню ведь нет еще и двадцати. Причем раньше, говорят, любимым и единственным занятием его было – пить и гулять. А тут, поди ж ты, взявшись за ум, меньше чем за год сумел из ничего крепкое дело сколотить… А уж как он своего отчима с дороги убрал… Гурьян Гурьяныч здесь даже головой невольно покачал. Да, конечно, он ему помогал. Но это надо было еще суметь – сделать самого Прозорова своим помощником. Да и то – помощь Гурьяна Гурьяныча ему лишь в суде и купеческой гильдии понадобилась.