Жребий Рилиана Кру

В нескольких ярдах от этого места буйно росли «мертвые головы». Там лежали останки бедного сборщика. По-видимому, человек покоился уже давно — едкие испарения Миазма успели съесть большую часть его спецодежды и все когда-то живые ткани. Все, что осталось от него, — чистый скелет и череп, почти неотличимый от окружающих поганок. Должно быть, он отстал от своих товарищей, иначе его труп унесли бы в Вели-Джива. Вероятнее всего, он пал жертвой миазматического безумия, под его воздействием он, должно быть, оторвал от своего шлема кислородный шланг и бесцельно побрел прочь, пока его не одолели пары Миазма. Случалось, что безумие побуждало людей идти на самоуничтожение. Рилиан вспомнил о своем желании отдохнуть, поспать и содрогнулся.

Он продолжал свои поиски. Теперь Рилиан шел среди голых деревьев, покрытых голубовато-зелеными кристаллами. Никаких признаков гнездовья Уингбейнов. И он понятия не имел, где их искать. Время не стояло на месте, а ведь действие снадобий Кипроуза было преходящим. Между тем Миазм уже начал проявлять свое пагубное воздействие. Рилиан взглянул на рукав, запорошенный слоем тонкой пыли. Он стряхнул эту пыль и обнаружил потертости, которых прежде не было. Если съедается ткань, что же происходит с кожей? Он осмотрел голые кисти рук. Под защитным слоем жира они по-прежнему оставались невредимыми, но сама мазь чуть изменила цвет — стала темнее, будто впитала в себя отраву из воздуха.

Куда идти? Задрав голову, Рилиан рассматривал верхушки деревьев, теряющиеся во мгле. Никакого намека на Уингбейнов. Кру прислушался. Ничего, кроме характерных для Миазма звуков: шелест ядовитой листвы под дуновением легкого, но столь же губительного ветерка; плеск мертвой воды; редкие птичьи голоса; приглушенное гудение насекомых, непонятные шорохи и потрескивания. Пока он неподвижно внимал звукам, невыносимая усталость вновь накатила на него, все поплыло перед глазами, и Рилиан зашатался. Он надавил пальцами на глаза. Веки, казалось, налились свинцом и все время закрывались.

Оказалось, он стоял среди изысканно красивых смертоносных папоротников, которые так бы порадовали сердце мастера Муна. Из этих столь приятно пахнущих папоротников получится мягчайшее ложе, подумалось ему. Голова упала на грудь, глаза закрылись, он уже видел себя возлежащим на ароматной зелени. Образ был столь соблазнителен, что сопротивляться он не мог. Колени его начали медленно подгибаться, он уже терял сознание, и только долетевший откуда-то запах ароматного дыма заставил его встряхнуться. Что-то горело, и едва ли это был чей-то костер на привале. Сонливость улетучилась, Рилиан снова бодрствовал. Он попытался представить себе возможные последствия пожара в Миазме — уничтожение обширного участка, покрытого ядовитой растительностью, повлечет за собой образование облака токсичного дыма, который может сделать Вели-Джива непригодным для проживания, это облако может даже подняться до уровня башен крепости Гевайн.

Огонь говорил о присутствии людей. Рилиан вспомнил об участи пойманных браконьеров и, решив быть осторожнее, стал тихонько пробираться по лесу, перебегая от дерева к дереву. И не напрасно: вскоре он наткнулся на бригаду сборщиков. Рилиан укрылся за покрытым слизью пнем и принялся наблюдать.

Их было четверо — четыре диковинные фигуры в объемных костюмах, позолоченных шлемах, с волочащимися следом за ними кислородными шлангами. Они топтались у дерева, в ветвях которого виднелось бесформенное гнездо Уингбейна. К одной из нижних веток была привязана веревочная лестница, по которой взбирался сборщик. Его кислородная трубка болталась в воздухе, и один из его товарищей следил, чтобы ни ветки, ни лестница не задевали шланг.

У самого основания дерева горел костер — источник дыма, привлекшего внимание Рилиана. За огнем присматривал третий сборщик. По плотности, белому цвету и едкости дыма можно было заключить, что используется необычное горючее, но не это озадачило Рилиана. Его внимание приковал к себе чан кипящей жидкости, что висел на треноге над языками пламени. В этом чане плавал какой-то предмет… Это была отрубленная кисть руки, и она казалась живой. Кру как зачарованный следил за ней, а рука плескалась и кувыркалась в воде. Вид руки с длинными ногтями говорил о ее гиперпалости. Пар, поднимающийся из чана, смешивался с дымом костра и обволакивал ветви густой завесой. На нижней ветке, как на насесте, сидел Черный Уингбейн, которому, несомненно, принадлежало гнездо, находившееся сейчас под угрозой. Птица сидела неподвижно, уставившись золотистыми глазами на плавающую руку. Она была крупнее орла, с когтями как ятаганы. Птица вполне смогла бы защитить свое гнездо с яйцами, но, по-видимому, пребывала в состоянии оцепенения и не видела грабителей. Взбирающийся на дерево человек уже достиг ветки, на которой восседала птица, но глаза Уингбейна по-прежнему были прикованы к плавающей руке.