Жребий Рубикона

– Пока не думаю. Именно поэтому приехал к вам, чтобы установить, кто мог быть заинтересован в смерти Моркунаса.

– Не знаю и не хочу гадать. Для этого существуют компетентные органы, которые проводят расследование.

– Вы хорошо знали супругу Моркунаса?

– Вы хотите сказать – вдову Долгоносова, – уточнил Окрошидзе, – насколько я понимаю, это ее нынешний статус.

– Пусть будет так. Вы ее хорошо знаете?

– Разумеется. Мы часто встречались с Далвидой Марковной еще тогда, когда она была замужем за своим первым мужем. И потом иногда встречались, когда она вышла замуж за Николая Тихоновича.

– Вы считаете, что это была внезапно вспыхнувшая любовь?

– Я ничего не считаю. И никогда не вмешиваюсь в отношения, которые меня не касаются. Николай Тихонович решил, что будет правильно, если он официально оформит свои отношения с женщиной, являвшейся супругой его сотрудника. Он терпеливо ждал, когда она официально разведется, и после этого оформил свои отношения. И даже усыновил ее мальчика. Я считаю, что он поступил порядочно и благородно. Что касается ее чувств к нему, то мне сложно о них судить. Безусловно, Далвида Марковна понимала, что, выходя замуж за Долгоносова, она очень сильно меняет свое имущественное, финансовое положение и свой социальный статус. Что и произошло. А смерть Долгоносова в таком цветущем возрасте вызвала целый ряд вопросов в силу своей неожиданности и не всегда адекватного поведения самой Далвиды Марковны.

– Что вы хотите сказать?

– То, что хотел, я сказал. И ничего больше.

– Вы считали ее недостойной такого супруга?

– Несколько иначе. Я считал, что он не имеет права делать подобный выбор. Но я никогда не лез со своими советами или рекомендациями. Это просто не мой стиль. Хотя иногда случаются и исключения. Но это касается только нашей работы, когда я могу позволить себе вмешаться. Если считаю необходимым. Но в личной жизни предпочитаю не давать людям советы.

– У погибшего могли быть личные враги в вашем институте?

– Не думаю. Он был спокойным человеком. Никогда ни с кем не ссорился, не конфликтовал. Занимался своим делом. Нет, не думаю.

– В тот день, когда умер от разрыва сердца Долгоносов, к нему заходили вы, профессор Соколовский с Моркунасом, ваш начальник отдела кадров Кошкин и Балакин. Никого из посторонних здесь больше не было.

– Ну и что, что заходили? Все пятеро, кого вы назвали, уже не первый год трудятся в нашем институте и не первый год работали с Николаем Тихоновичем. И все могли войти к нему по конкретному делу. Меня он вызывал сам.

– В этот день он обедал с каким-то человеком в ресторане «Марио». Мужчина с такой запоминающейся внешностью – крупной седой головой и усами. Вы не знаете такого среди знакомых бывшего директора?

– Нет, не знаю. Может, кто-то из его родственников? Лучше спросите у его сестры или дочери. Не думаю, что Далвида Марковна могла знать всех знакомых Долгоносова. Для этого она была его женой слишком непродолжительное время.

– Вы знаете, что я прихожу сюда по просьбе Раисы Тихоновны, сестры умершего директора института. И она убеждена, что ее брата убили. Сейчас как раз проводится экспертиза его одежды.

– Напрасно она все это затеяла, – с досадой произнес Окрошидзе. – Разумеется, никто не убивал Николая Тихоновича и не мог этого сделать.

– Но Моркунаса кто-то убил. Следователь убежден, что это было убийство. И сегодня наверняка получил нужные подтверждения от экспертов.

– Может быть. Может, это обычные грабители, которым несчастный Моркунас случайно подвернулся под руку. Я не знаю, что думать…

– Грабители обычно не инсценируют повешение, – терпеливо пояснил Дронго, – у них нет на это времени и желания.

– Не знаю. Я всегда был далек от этой грязи, – поморщился Ростом Нугзарович, – и я плохо разбираюсь в этих криминальных делах. Даже детективы никогда не любил читать. У вас все? Мы закончили? – Он демонстративно посмотрел на часы.

– Вас еще не утвердили директором? – уточнил Дронго. – С двери сняли табличку с фамилией Долгоносова, но с вашей не повесили.

– У нас бюджетный институт, – пояснил Окрошидзе, – и вопрос назначения директора обычно затягивается на несколько месяцев. Не понимаю, почему это вас так волнует. Но процесс уже запущен, и меня утвердят буквально на днях. Надеюсь, вы не будете теперь меня расспрашивать о моих творческих планах, иначе я подумаю, что вы тоже разбираетесь в профильной специфике нашего института.

– Не очень разбираюсь, – признался Дронго, – но у меня есть еще несколько вопросов, которые я намеренно решил задать в конце беседы, чтобы не прерывать наш разговор.

– И вы так уверены, что она сразу прервется, – усмехнулся Ростом Нугзарович. – Интересно, что еще вас интересует?

– Я заранее извиняюсь, если мой вопрос вызовет у вас неприятные ассоциации. Он глубоко личный. И может вызвать у вас сильную негативную реакцию.