Жребий вечности

Фельдмаршал обратил внимание, что приказа о его отстранении от должности командующего группой армий не прозвучало, следовательно, и в этом случае фюрер явно схитрил. Он приказал командующему африканской группировкой отдохнуть и подлечиться. Что в этом странного? Обычная забота о здоровье одного из лучших полководцев рейха.

Впрочем, Роммеля такая позиция пока что вполне устраивала. А там время покажет; возможно, фюрер успокоится и уже через две недели предложит вернуться в Африку. Аналогичная ситуация уже возникала в прошлом году. Тогда, в начале октября, фюрер тоже позволил ему подлечиться, а уже 24 октября отозвал его из отпуска и приказал отправляться в Африку.

Тем временем Гитлер подошел к сейфу, долго рылся там, пока наконец не извлек то, что ему нужно было, и вновь вышел из-за стола.

– Несмотря ни на что, генерал-фельдмаршал Роммель, я помню о ваших заслугах перед германским народом, перед рейхом. Поэтому я награждаю вас «Рыцарским Крестом с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами»[56], то есть орденом, достойным великого полководца.

Как только фюрер вручил ему «Рыцарский крест», все три генерала вскинули руки в приветствии: «Хайль Гитлер!»

– Больше я вас не задерживаю, – тотчас же потерял интерес к ним фюрер.

Когда они вышли в приемную, Йодль сразу же, тепло и искренне, пожал Роммелю руку.

– Вы – мужественный человек, фельдмаршал, – сказал он. – Поздравляю с наградой, которую вы заслуживаете, как никто иной из наших фельдмаршалов. Это мое твердое мнение: как никто иной! Позвольте, я помогу вам прикрепить этот орден, для меня это честь.

Кейтель иронично взглянул на обоих, процедил: «Поздравляю, Роммель. А что касается фюрера, то он, как всегда, непредсказуем», – и вышел.

Начальник штаба Верховного командования вооруженными силами явно рассчитывал на совершенно иной финал встречи Гитлера с Лисом Пустыни, которая должна была, по его мнению, завершиться более бурно и уж ни в коем случае никаких наград не предполагала. В то же время он по-своему оправдывался перед Роммелем, давая понять, что фюрер попросту дезориентировал его относительно своих намерений, ибо в беседах с ним тет-а-тет звучали совершенно иные оценки и просматривались совершенно иные решения.

Уже возле штабного коттеджа Роммель неожиданно наткнулся на торопливо осматривающегося министра пропаганды Геббельса, который, судя по всему, только что прибыл в ставку.

– Вы побывали у фюрера, фельдмаршал? – близоруко присматривался он к поблескивающему бриллиантами «Рыцарскому кресту», единственной награде на маршальском мундире Роммеля.

– Имел честь.

– Об этом можно догадаться по награде, с которой я вас поздравляю. Германская армия давно гордится своим непобедимым фельдмаршалом Роммелем.

– В большей степени благодаря не моим военным, а вашим пропагандистским заслугам, – молвил Роммель.

Геббельс явно уловил в его словах иронию, однако не подал виду.

– Каждый вносит свой вклад в создание великого и величественного Тысячелетнего рейха, господин фельдмаршал. И на всякий случай напомню, что еще древние рыцари говорили: «Какой смысл сотворять подвиги, если о них никто не узнает?» Вот почему они так заботились о том, чтобы вместе с отрядом рыцарей в поход шли и рыцарские трубадуры. Так вот, моя цель служения Германии в том и заключается, чтобы народ знал своих героев и вечно помнил их подвиги. Если считаете, что я не прав, упрекните меня.

– Вы – мудрый человек, господин Геббельс. А главное, вы – человек на своем месте.

– Вот видите: минутная пропаганда, и из непобедимого фельдмаршала Роммеля, воспетого рыцарским трубадуром Геббельсом, вы превратились в славного трубадура Роммеля, воспевшего подвиги непобедимого рыцаря Геббельса.

– Так оно и получается, – впервые за этот день улыбнулся Роммель.

– А вы в течение стольких лет непростительно недооценивали пропаганду, фельдмаршал Роммель.

– Наоборот, в течение стольких лет я постоянно думал о том, что каждый второй мой солдат, который погиб в песках Ливийской пустыни, достоин талантливой рыцарской саги.

– …Каждая из которых будет начинаться словами: «…А еще, как утверждает Геббельс, служил в Африканском корпусе непобедимого фельдмаршала Роммеля славный рыцарь Мюллер или Шмидт…» Но это из области шуток. Если же коснуться серьезных вещей, то приходится констатировать, что наш фюрер, – дипломатично сменил тему Геббельс, – по-прежнему слишком много времени проводит в своем бункерном подземелье. И это не может не тревожить меня, фельдмаршал.

– Да, сейчас он тоже у себя в бункере.

– Вы знаете, Роммель, просто трагично, что фюрер так отгораживается от действительности и ведет такой нездоровый образ жизни. Он почти не бывает больше на свежем воздухе, сидит в своем бункере, размышляет и принимает решения[57], которые очень часто вступают… в некоторые противоречия с реальным положением вещей. Я не прав?

– Выскажите эти свои соображения фюреру, доктор Геббельс. Хотелось бы мне видеть его реакцию на ваши слова.

– Вот именно, Роммель, вот именно! – уже на ходу согласился с ним Геббельс, поспешливо направляясь ко входу в бункер.

12