Жребий викинга

— …Это любовное ложе тут же превратится для тебя в смертное.

— Ты уверена, что император согласится? — улучив момент, когда Мария слегка ослабила нажим, викинг перехватил ее руку и отвел, но каким-то едва уловимым движением девушка перебросила кинжал в левую руку и вновь вонзилась им в шею, только уже чуть в сторонке от вены.

— Не двигайся, а то заколю, — со всей возможной решительностью в голосе предупредила она. — И отпусти мою руку.

Гаральд покорно освободил ее запястье. Он вновь мог бы увернуться от кинжала, но не хотел осложнять отношения.

— Я спросил, согласится ли император?

— Этот, возможно, и не согласится, хотя я попытаюсь уговорить его этим же кинжалом.

— А что, есть еще какой-то император? — двигаться по-прежнему было опасно, зато говорить можно было свободнее.

— К тому времени, когда ты вернешься из похода, этот император окончательно разочарует всех точно так же, как разочаровал меня.

— И ты знаешь, как вести себя при этом, чтобы не вызвать гнев императрицы?

— Я желаю, чтобы руки моей ты попросил в присутствии самой Имперской Матроны. Ничто не доставляет мне большего удовольствия, чем искаженная физиономия этой мегеры.

— Вот видишь, одно общее желание у нас уже обнаружилось, поэтому спрячь кинжал и давай поговорим спокойно, обстоятельно, пытаясь убедить друг друга, что мы достаточно мудрые люди.

— А твоя клятва? Женитьба?

— Ты ведь не собираешься выходить за меня только потому, что я тебе приглянулся? Так позволительно поступать простолюдинкам, плебейкам, но никак не принцессам. Для грубых постельных услад существуют молодые крепкие рабы, которые, к тому же, всегда рядом. Поэтому давай все спокойно обсудим. Прежде всего просвети меня: что сейчас происходит при дворе, в Константинополе?

Немного поколебавшись, Мария капризно, по-детски вздохнула и, уронив кинжал на пол, улеглась на спину рядом с норманном.

— Имперская Матрона крайне недовольна Михаилом — и как мужем, и как правителем. И если уж она что-то задумала… Словом, все идет к тому, что одним взмахом она избавится и от надоевшего супруга, и от соперника по трону.

— Соперника по трону? Оказывается, ей нужен такой император, который не мешал бы ей править империей?

— Который позволил бы Зое убедить всех патрициев, весь имперский двор, что править этой империей достойна только она и никто другой. Ты ведь знаешь, что Зоя — последняя из Македонской династии и что отец завещал ей династический трон, как его самой надежной и решительной хранительнице. Вот почему Имперская Матрона давно уверовала, что она вправе распоряжаться византийским троном как фамильной собственностью. Это ее трон, ее корона, ее вечный город и навечно ее империя…

— Хорошо, допустим, ей удастся отстранить Михаила от власти… Кто из возможных претендентов окажется в очереди на ее супружеское ложе, а значит, и на корону?

— Вы, принц норвежский, вы. Более достойного претендента на свое тело и свой трон она не видит.

— Это ты так решила?

— Так решила Имперская Матрона. Во всяком случае, ей очень хотелось бы, чтобы следующим на ее супружеском ложе оказался ты. По-моему, она даже не скрывает этого.

— Неужели она не понимает, что если я стану императором, то править ей не придется?

— Как только она это поймет, отправишься вслед за Михаилом. Причем избавиться от тебя будет легче, ведь ты не грек, не византиец; ты — всего лишь норманнский наемник, варяг. Впрочем, не исключено, что в промежутке между Михаилом и тобой, пока ты будешь в походе, появится еще кто-то.

Гаральд признал правоту ее предположений, однако промолчал. Предвидя, какие интриги и авантюры ожидают его в Константинополе, он с тоской подумал о своей приморской резиденции в Гарди. Начальнику варяжской гвардии так нравился вид на бухту и окрестные горы, сам его непритязательный, словно бы выдержанный в суровом норманнском стиле, замок-резиденция, что порой казалось, он с удовольствием провел бы в нем весь остаток своих лет.

— До сих пор мы говорили только об амбициях Имперской Матроны. Но ведь ты требуешь, чтобы я женился на тебе, а не на ней. Так, может быть, поговорим о твоих тронных амбициях?

Неожиданно появились двое рослых, крепких евнухов. Они спустили воду из чана, ополоснули его и вновь наполнили теплой водой.

— Не вздумай приближаться к моей купели, — строго предупредила Мария, — чтобы не появилось дурацкого соблазна утопить меня. Поднимись, сядь на лавку и слушай.

— Уже повинуюсь, «венценосная».

Дева спустилась в небольшое углубление, старательно омылась под струей воды, стекавшей по неширокому желобу, и благоговейно вошла в купель.

— Михаил боится Зои Македонской как Страшного суда, — произнесла она, пока Гаральд тоже плескался под теплой струей. — Как-то, после раскрытия очередного заговора против него, василевс признался, что никогда не стремился к короне, предпочитая судьбе императора судьбу известного юриста и странствующего философа. Он ведь у нас книжник. Я тогда поинтересовалась, что же ему мешает вернуться к этой стезе, тем более что теперь слава его как странствующего философа будет подкрепляться славой былых императорских деяний.