Жребий викинга

…Ну а те сотни несчастных ослепленных пленных… Они были освобождены лишь три года спустя, в то время, когда император Константин уже выдавал свою дочь, которая вошла в историю Руси под именем Мономаховна, замуж за князя Всеволода. Возвращение на родину этих блудных слепцов стало событием трагическим, заставившим задуматься над смыслом войны не только простой люд и княжеских воевод, но и летописцев.

Однако все это — в будущем, а пока что стольный град творил свое «веселие великое» по случаю венчания княжны Елизаветы Ярославны и норманнского конунга Гаральда.

31

Путешествие в Швецию оказалось намного приятнее, нежели Елизавета со страхом и сомнениями ожидала. Море выдалось на удивление спокойным; команда на их галере «Храбрый викинг» пила в меру и вела себя почти с аристократической чинностью, относясь к Елисифи, как подобает относиться к королеве, пусть даже пока еще не коронованной. К тому же время от времени суда приставали к северному берегу моря, вдоль которого они шли, устраивая конунгу и его молодой супруге поистине королевский отдых посреди приморских долин.

Позже Елизавета не раз вспоминала события этих «корабельных» дней. Там, на судне, в скромной тесноватой каюте, они дни и ночи принадлежали только друг другу; там, изъятый на какое-то время из военно-политической и обыденной житейской круговерти, ее суровый, огрубевший в походах викинг постепенно оттаивал душой, становился мягче характером, внимательнее к тому, что она говорит и чувствует. Жаль только, что продолжалось это до обидного недолго.

Как только «Храбрый викинг» вошел в столичную гавань, Гаральд словно бы забыл о существовании молодой супруги. Еще бы! Он то вел тайные переговоры с прозябающим в Швеции, при королевском дворе, Свеном Эстридсеном, который соглашался уступить ему норвежский трон при условии, что Гаральд никогда не будет претендовать на датский. То неожиданно принимал гонцов от норвежского правителя Магнуса, затевая вместе с ними интригу против доверчивого Свена. Причем все это время положение Гаральда в Швеции, сам его статус, кроме разве что статуса изгнанника и интригана, оставался невыясненным.

Все более или менее прояснилось только в следующем, 1046 году, когда, пытаясь поссорить Свена и Гаральда, король Норвегии сделал конунга конунгов своим соправителем, в расчете, что тот прервет союзнические отношения с назойливым датчанином. Но, даже будучи супругой соправителя, Елизавета еще какое-то время оставалась с маленькой Марией в Швеции, под опекой своего, довольно заботливого, насколько позволяли обстоятельства, деда-короля, а также вторично вышедшей здесь замуж королевы-вдовы Астризесс.

Когда, после смерти Магнуса, на короля Норвегии был коронован Гаральд, Елизавета надеялась, что наконец-то ее норманн успокоится и они заживут мирной, спокойно жизнью. Эта надежда усиливалась еще и тем, что на месте рыбацкого хутора в Осло-Фьорде ее правящий супруг приказал строить большое торговое селение Осло[108]. Причем с самого начала оно виделось ему в облике будущей столицы, которая по величине и красоте своей могла бы сравниться с Константинополем или даже с Римом.

Однако настоящего умиротворения так и не наступило. Гаральд решительно не согласился с тем, что перед смертью король Магнус завещал ему только Норвегию, в то время как Дания получила своего собственного короля — Свена Эстридсена. В течение многих лет он истощал силы армии, народа, страны, свои собственные в совершенно бесполезной и, как уже многим представлялось, бесконечной войне с датчанами. В войне, требовавшей все новых и новых воинов, кораблей, закупок оружия и снаряжения, а значит, все более тяжелой дани, все более изнурительных податей и всевозможных военных повинностей, которые и так уже казались чрезмерными.

Это стало вызывать возмущение не только у крестьян и ремесленников, но и у отдельных ярлов, часть из которых затеяла бунт, пользуясь при этом поддержкой Швеции. И тогда Гаральд ввязался в столь же бессмысленную войну со шведами[109], во главе которой находилась самая близкая — его и королевы Елизаветы — родня. Причем эта война длилась еще почти два года после того, как в 1063 году Гаральд в битве, происходившей на берегу шведского озера Венерн, истребил большое войско шведов и союзных им уппландцев.

Несколько раз Елизавета пыталась убедить Гаральда, что его стремление во что бы то ни стало объединить под одной короной все племена и земли норманнов граничит с безумием; что Норвегия слишком слаба, чтобы силой меча заставить соседние народы покориться себе, и что вообще ему, Гаральду, сие не дано, ибо не его это миссия на этой земле. Все эти попытки ни к чему не привели.

— Вот увидишь, — в сердцах сказала как-то Елизавете неугомонная Настаська, — наш норманн довоюется до того, что не будет нам с тобой места ни в Норвегии, ни в Швеции, и придется все-таки бежать в хранимую Богом Ладогу. Вот тогда-то и поблагодаришь свою Настаську, что надоумила заложить в этой крепости большой теплый дом, как раз такой, о каком мечтает на старости лет всякая королева.