Жребий викинга

— Возможно, потому, что внешне ты более, нежели твои сестры, похожа на истинную норманнку. К тому же ты достаточно сдержанная, спокойная, с твердым — нордическим, хочется верить, — характером. А еще потому, что Гаральд заметил, как загорелись именно твои глаза, когда ты увидела его впервые. Впрочем, ни одной женщине еще не удалось понять, почему тот или иной мужчина избирает или, наоборот, не избирает именно ее. И ни один мудрец мира еще не сумел разъяснить нам, чем тот или иной мужчина руководствуется в своем выборе. Утверждают, что судьбы людские определяются богами.

— Наверное, так оно и есть, — степенно подтвердила Елисифь. В эти минуты ей очень хотелось походить на Астризесс, в брючном костюме которой было что-то от обезоруженного викинга, а что-то от воинственной амазонки.

— Но тогда непонятно, почему так много людей чувствуют себя несчастными в своих браках и почему для многих из нас, особенно женщин, замужество превращается в первый и последний круги ада?

— Этого я не знаю, — уставилась на королеву своими холодными, как две горные льдинки посреди фьорда, голубыми глазенками Елисифь. Словно Астризесс и впрямь могла рассчитывать на ее разъяснения. — Правда, не знаю, — решительно покачала она головой, окаймленной золотистым нимбом волос.

Тем временем на Сечевом поле появлялись все новые и новые пары фехтующих викингов. Оттуда доносился лязг металла и возгласы воинов. Причем обе женщины обратили внимание, что ближе всех к княжескому дворцу фехтовал принц Гаральд. Правда, ни в его движениях, ни в движениях ярла Эймунда не ощущалось никакого азарта. Наоборот, чувствовалось, что движения их были подчеркнуто медлительными, зато точно выверенными и изобретательными.

Сразу же становилось понятно, что опытный рубака Эймунд пытается передать молодому викингу давно отточенные и испытанные в боях приемы.

— Гаральд рассказывал тебе, как он прославился в битве, проигранной королем Олафом? — неожиданно спросила Астризесс, хотя при дворе великого князя об этом, гибельном для короля Олафа, походе старались не вспоминать. Тем более — в присутствии его вдовы.

— Как прославился? Нет, об этом — ни слова, — честно призналась княжна.

— Он и в самом деле вел себя в бою, как настоящий рыцарь. А теперь по-рыцарски умалчивает о своем мужестве, проявленном в первой же битве. Это похвально. Хочется верить, что, когда он вырастет, Норвегия наконец-то получит такого короля, которого достойна.

— Он будет лучше, чем король Олаф? — Спросив об этом, Елизавета вспомнила, как мать хвалила свою сестру за выдержку: узнав о гибели мужа, она даже не всплакнула. «Так и должны вести себя настоящие норманнки, — назидательно молвила великая княгиня своим дочерям, но тут же с грустью в глазах уточнила: — Вот только я так держаться не смогла бы».

— Или хотя бы удачливее, — холодно обронила Астризесс, — чтобы супруге не приходилось упрекать его в слабоволии и жалеть, что ей не дано самолично править этой несчастной страной, как об этом постоянно жалеет моя сестра Ингигерда.

— Если Гаральд окажется плохим правителем, я сама стану править Норвегией, — вдруг уверенно заявила Елисифь, заставив королеву внутренне вздрогнуть: такой решительности от своей княжны-племянницы она не ожидала.

Они молча взглянули на Сечевое поле. Теперь Гаральд яростно отбивался сразу от трех наседавших на него норманнов, однако движения его становились все более вялыми, он явно устал. Из рассказов викингов она знала, что во время битвы неподалеку от Стиклистире принц Гаральд Гертрада попросил связать его руки с мечом и так ринулся в бой. Даже самые опытные воины были приятно поражены этим поступком юного принца, по существу, мальчишки.

— Все-таки настоящий боевой меч пока что слишком тяжел для нашего принца, — сочувственно взглянула на него королева.

— Нет, это он пока что слишком слаб для настоящего боевого меча, — воинственно вскинула подбородок княжна.

— Не рановато ли вам судить об этом, княжна Елисифь? — с ироническим упреком окинула взглядом свою племянницу Астризесс.

При этом королева имела в виду не только рассуждения Елисифи по поводу крепости рук принца, но и иронические взгляды, которые она бросала на уже довольно крепкую, стройную фигуру Гаральда. Порой Астризесс вынуждена была признаваться самой себе, что тоже неравнодушна к этому юноше, который лишь на несколько лет моложе ее. Правда, вряд ли она когда-нибудь рискнет завлечь его в постель, как это совсем недавно сделала другая вдова, принцесса Сигрид. Тем не менее она вполне допускала, что без легкого флирта в их отношениях не обойдется. И в этом смысле даже признательна была Сигрид за то, что та лишила юного рыцаря его романтических иллюзий, превращая в полноценного мужчину.

— Это же мне предстоит избирать его в свои рыцари и мужья, а не вам, — вежливо, но достаточно твердо напомнила тетушке княжна.

— Как знать, как знать, — многозначительно процедила Астризесс. Однако никакого значения ее словам княжна не придала.