— Ты ломишься в открытые двери. Я и сам тебе все скажу, — сказал Виктор и выхватил из рук Жукова бутылку. — И не стоит тебе после меня пить оттуда. Возьми вон в шкафчике еще. Почему не стоит? Я утром пил из горлышка. Врачи говорят, это ничего. Говорят, ты можешь даже есть со мной из одной тарелки. Только я мнительный. Полгода назад были с шефом в Найроби. Отель был довольно дорогой, но что-то случилось с кондиционированием. Я открыл в своем номере окошко, чтобы проветрить. Тут откуда ни возьмись… В общем, когда меня москит укусил, я не тропической болезни испугался. Я болезней уже не боялся. Я испугался, что он после меня полетит и укусит еще кого-то. Да вот хотя бы Миндрина нашего. А у него семья, дети… Когда медики говорят, что комары — это ничего, что у них аппаратик только в себя тянет, — я не верю. Ни хрена им не верю! Почему лейшманиоз передают, а ЭТО не передают?!
Виталий с ужасом осознавал, о чем говорит его друг юности, и с оторопью смотрел, как Виктор все больше выходит из себя, как бы прорывая плотину своей тайны.
— …А блохи?! Почему туляремию передают, а ЭТО не могут?! Мо-огут, все могут! Я не верю! — И Виктор погрозил кому-то костлявым кулаком.
Тут Виктор внезапно умолк и пристально посмотрел в глаза Жукову. Виталий исподлобья, с каким-то детским страхом глазел на него в ответ.
— Ты продолжай, продолжай, — только и сказал он.
Виктор с шумом выдохнул из себя воздух, как бы спуская остатки паров:
— Ладно… Что-то я сегодня весь на нервах. Сигары куришь?
Виталий пожал плечами.
Коляев приподнялся и достал из шкафчика над своей головой коробочку маленьких сигар и пепельницу.
Они закурили. Виктор стал рассказывать всю свою печальную историю болезни по порядку:
— Тут особо рассказывать нечего. Полтора года назад кое-кто из Фриско позвонил мне и сообщил, что у него СПИД. Я побежал проверяться — подтвердилось… Одно радует: между той поездкой и тем звонком ни с кем не встречался. Как-то некогда было… Сначала паниковал. Потом стал лечиться. Пытался лечиться. Процесс ты мог видеть только что. Жрешь таблетки горами. На всю эту хренотень за минувший год я истратил почти все свое состояние. Даже летал консультироваться на Запад. Что толку… Это как бы насмешка судьбы: кто-то не тратит по тридцать-сорок штук в год — и ничего, по десять лет живут. А я как будто горю с двух сторон. С одной стороны болезнь, а с другой стороны все эти пилюли…
(Виталий заметил, что, несмотря на все усилия держать себя в руках, глаза Коляева предательски покраснели.)
— …Родителям, конечно, ничего не говорил. Квартиру только вот эту на сестру переоформил.
— Может, я могу тебе чем-нибудь помочь? — робко вставил Виталий.
Виктор только отмахнулся от этого предложения и продолжил:
— Кроме тебя и моих врачей, никто об этом не знает. И не узнает. А зачем? И так все ясно. Я принял такое решение: таблетки на фиг. Пакуюсь и еду к теплу. Может, куда-нибудь в страны Магриба. Деньжат немного есть. Сниму квартирку и буду себе…
(Тут Виталий подумал, что Виктор скажет: «спокойно умирать», но он ошибся.)
— …смотреть сутками в окошко. Витус, у меня к тебе будет просьба. Выполнишь?
— Да-да, конечно, — с готовностью отозвался Жуков.
— Не пропадай из виду, Витус, — попросил Виктор. — Когда… когда я буду уже на финишной прямой, я тебя отыщу. Дам тебе немного деньжат. Просьба такая: когда все будет совсем близко, за день-два… ну, ты понимаешь… Возьмем автобус, и ты отвезешь меня к моим. Не хочу, чтоб меня тут закопали. Ладно?
Виталий кивнул.
— Ладно, не будем о хреновом. — Коляев провел руками по лицу. — А впрочем… Тут еще работенка достала. Открою тебе страшную тайну: наш старик Миндрин подрывается свалить. Конкретно подрывается, я бы сказал. Посвятил только меня. Он же меня как сына любит… Я тебе не рассказывал эту хохму? Он же хотел меня женить на своей дебелой дочке года два тому назад. Меня — женить! Вдумайся — женить! Наивный бедняжка…
По лицу Жукова прошла тень при упоминании темы, которая всегда была между ними табу.
— Еле отвертелся. Теперь он переводит капитал за бугор. Точнее, уже перевел. Через неде-лю-другую он уедет якобы лечить витилиго к Мертвому морю, а я потихоньку ликвидирую фирму. Надо отдать ему должное: он меня в обиде не оставляет. Я ему прикрываю здесь тылы, а он мне дарит остаточки фирмы. Если их толково распихать, тысяч тридцать зеленых мне останется.
— Неплохо, — кивнул Виталий, и глаза его загорелись хищным блеском. — Очень неплохо.
— Как сказать, — небрежно пожал плечами Коляев. — Да, по-своему ты прав.
Упоминание об их имущественном неравенстве, хотя бы даже сделанное в виде намека, создало неловкую паузу в разговоре.
Но у Виталия оставалась невысказанная тема. Такая важная тема, что он решил взять быка за рога:
— Витя, у меня к тебе важный разговор… Мне, поверь, неловко его начинать после твоего известия…
— Брось, — перебил его Виктор, который все-таки взял себя в руки. — У нас у всех достанет сил перенести чужое горе.
— Ну зачем ты так, — поморщился Виталий.