Жрец Лейлы

Он развернулся и зашагал прочь не оглядываясь, чтобы проверить, иду я за ним или нет. Я скользнул следом, а в голове крутилось воспоминание о том, что маги созревают в двадцать пять лет, и, судя по всему, мой брат как раз осознал пределы своих сил и возможностей. Интересно, каковы они, если он позволяет чужой божественной магии вплетаться в его собственную, маскируясь?

В какой-то момент он притормозил у стены, коснулся ее рукой и… начал проваливаться в камень. Я не позволил себе задуматься и нырнул за ним.

Ощущения были странными, необычными и очень… познавательными. Мы плыли в толще воды, поднимаясь все выше и выше, чтобы в какой-то момент вынырнуть.

Я понял, что стою держась за стену в какой-то комнате и колени у меня явственно подрагивают. Ничего себе…

— А ты молодец, — раздался задумчивый голос моего новоявленного брата. — Когда я в первый раз учителя протащил вот так, он не смог сдержать завтрак в себе. А ты даже на ногах стоишь. Да и теория подтвердилась…

— Какая теория? — поднял я глаза на него.

— Если мне удастся спрятать силу жреца Лейлы под своей, то, значит, я буду способен вытащить всех троих твоих коллег из этой ловушки.

И вот тут я непроизвольно оцепенел, осознавая, во что влип, поддавшись на его условия. Он притащил меня в тюрьму, где содержатся жрецы Лейлы. Специально для этого предназначенную. Мейдок оказался страшным человеком и вполне пригодным занять место Верховного мага в этом гадюшнике.

— Ну что ж, — я мрачно выпрямился, усилием воли отрывая пальцы от стены, — ты сам говорил, что времени мало…

Он внимательно посмотрел на меня и кивнул, словно отвечая на какие-то свои мысли:

— Садись.

Только тут я заметил мягкий, удобный диван и, стараясь не выдавать радости, аккуратно на него опустился.

Худые до болезненности пальцы Мейдока тут же легли мне на виски.

— Сделай так же…

И я понял, что он тоже нервничает и боится. Поднял руки осторожно отвел черные густые пряди его волос, касаясь висков.

— Смотри мне в глаза. — Каким завораживающим стал внезапно его голос, словно он обучался у сирен. И противиться приказу-просьбе не было ни желания, ни сил. Я поднял взгляд, ловя его собственный.

Мейдок потрясенно смотрел в эти глубокие озера, похожие на драгоценные камни, которые затягивали, словно болотная топь. Затягивали, разворачивали сознание по своей воле.

Принц Лилиан был необычным человеком, но немного не таким, каким его успел представить себе Мейдок. Даже… совсем другим. Он не походил ни на Станислава, ни на Корала или Винира и совсем не вписывался в образ обозленного на своего отца принца.

Он… но думать уже нельзя, и маг аккуратно скользнул в темную синеву сознания и памяти своего брата.

Мейдок сливался с душой принца, чувствуя, как его ласково обхватывают и удерживают. Душа Лилиана не металась, она была гармонична и устойчива. Жить с такой душой… было очень уютно. И поэтому внезапная боль и возникшие яркие картины чувства-образы отозвались шоком.

…Крики-крики-крики-крики-крики матери… синие-синие глаза, похожие на отражение в зеркале, полные боли, отчаяния, ненависти… искаженное яростью и похотью мужское лицо… ярость-ярость-ярость-ярость… и — БОЛЬ… Такие яркие, с привкусом крови на губах, воспоминания.

Серо-зеленые глаза, в которых тонешь и растворяешься, твои боль и печаль становятся все мельче, потому что им есть своя цена. Мягкий золотой шелк волос под руками и… ирреальное чувство, которому нет названия… Сплетение эмоций… решения-решения-решения-решения-решения…

Шепот матери… Одни и те же слова: список людей и вычеркнутые имена…

Синие серьезные глаза мальчика напротив: «Научи меня стрелять из лука»…

Зеленые яркие бешеные глаза юноши: «Я всего добьюсь сам!»

Прохладная сталь взгляда спокойной уверенности и затаенной горечи… И шок, когда на них падает седая прядь волос среди смолисто-черных: «Я видел королевскую Дикую охоту»…

Разноцветные глаза под цветным головным платком…

…Бескрайнее море, где нет места для человеческих страстей… И дракон, поднимающийся в лунном свете из морской воды, а в его гриве, запутавшись, обнаженная ослепительная женщина с глазами-провалами…

Кровь на губах, кровь на руках, кровь-кровь-кровь… и снова яркая острая БОЛЬ с серыми счастливыми глазами и губы сами шепчут имя — Мира…

Зеленая лента, вплетенная в косу, и насмешливые разумные кошачьи глаза друга. Серый котенок, играющий на ступенях храма среди трупов, котенок с длинными пальцами оборотня…

…И снова эти всепроникающие глаза… Глаза богини, госпожи, любимой?..

Она смотрит пристально, внимательно и улыбается: «Ну-ка брысь, с тебя достаточно!»

Мейдок отшатывается, падая на ковер, сжимая руки в кулаки, чувствуя, как впиваются ногти в кожу ладоней. Его ногти в его, Мейдока, кожу.

Судорожный всхлип с противоположного конца — и он резко поднимает голову, чтобы снова встретиться со слегка рассеянным взглядом сапфировых… нет, не собственных, а его глаз.

Они некоторое время молча смотрели друг на друга, переваривая все, что пережили, восстанавливая себя в своих собственных телах…