Жрецы

- За дело, - твердо отвечает Пелей, и видно, что он еле сдерживается, чтобы не пнуть труп. - Подставил меня, сволочь! Я же жил у него, у Акаста, а его жена сперва в постель ко мне лезла, потом, как я погнал стерву, оклеветала меня перед мужем! Ну Акаст и разгневался... напоил меня, гад, бросил безоружного на Пелионе, еще и кентавров натравил... Спасибо дедушке [дочь кентавра Хирона, Эндеида, была матерью Пелея и Теламона] Хирону помог отбиться!

- Ты уверен?

- В чем?

- Что Акаст поверил жене, что именно он напоил тебя, что натравил кентавров?! Может, ты сам напился, заснул - а тут случайно кентавры?!

- Да ну тебя, Иолай! - неуверенно улыбается Пелей. - Ты прямо как скажешь... Я богов спрашивал, и все оракулы в один голос - Акаст виноват! А Диоскуры вызвались мне помочь...

Иолай молчит.

- Эх вы... аргонавты! - наконец бросает он, глядя на Диоскуров, и те затихают под его взглядом; потом берет за руку плачущую Лаодамию и уходит.

Никто не пытается его остановить.

3

Сухая, мертвая плоть леса, одного из немногих лесов равнинной Фессалии, покорно трещала, сгорая в костре, оставляя после себя пепел, сизый дым и тепло покоя.

"Оставляем ли мы после себя что-то большее?" - думал Иолай, обнимая притихшую девушку.

Лаодамия уже не плакала, глядя на костер - он напоминал ей пожарище родного города, - покрасневшие, широко распахнутые глаза девушки доверчиво смотрели в лицо спасителю, явившемуся вовремя, подобно...

Подобно богу - но эта мысль почему-то не казалась удачной.

- Куда тебя отвезти, маленькая?

- Я хочу быть с тобой.

Слова рождались легко и просто, как огнистые капли летнего дождя, пляшущего по лужам в лучах ошеломленного Гелиоса.

- Со мной - потом.

- Я хочу - сейчас. И всегда.

- Сейчас. И всегда. А между ними лежит - потом.

- Так не бывает.

- Бывает. Просто надо прожить от "сейчас" до "всегда". И суметь оглянуться.

- Тогда отвези меня в Филаку. Это недалеко. Там правит мой дядя, тезка отца - он тоже Акаст... Я буду ждать тебя. Даже если ты не вернешься - я все равно буду ждать.

- Я отвезу тебя в Филаку, маленькая. Жди меня. Даже если я не вернусь - я вернусь.

Слова... слова... дождь играет с ожившими листьями, и слезы счастья солоны так же, как и слезы печали...

- Я дома, в Иолке, часто вспоминала тебя. Таким, каким ты стоял у ванной напротив Эврита - обнаженный, весь в шрамах, думающий о чем-то своем; и таким, каким ты был на охоте, когда проклятая тварь страшно обняла тебя, а ты не отшатнулся от зверя, и твое объятие было страшней звериного...

- Это были два разных человека.

- Нет. У них было одно и то же лицо. Мне снилось это лицо.

Слова... пальцы, руки, губы... дождь притих и задумчиво бродит меж стволов...

- Ты напоминаешь мне... одну женщину. Впрочем, неважно.

- Важно. У тебя было много женщин?

- Много. Много - и одна.

- Так не бывает.

- Бывает.

- Она красивая?

- Была.

- А сейчас?

- Сейчас она состарилась, засыпает при разговоре и скоро умрет.

- Так не бывает.

- Бывает. Давай не будем о ней. Даже если когда-нибудь я сам попрошу тебя - не говори о ней. Никогда.

- Хорошо. Я ведь даже не знаю ее имени. А ты не боишься?

- Чего?

- Меня. Вот сейчас ты целуешь меня...

- Я никогда не боялся целоваться.

- Я не об этом. Просто... может быть, ты не знаешь - оракул предсказал отцу при моем рождении, что мой будущий муж умрет молодым. Поэтому ко мне ни один из героев не сватался. К Иоле вон сколько - а ко мне ни один.

- Они дураки.

- Кто?

- Герои. Они боятся свататься и не боятся умирать под обломками кораблей, падать со скалы в море и резать друг друга. А боги смеются. Не спорь, маленькая, я лучше знаю героев.

- А ты?

- Я не из героев. Другая порода, понимаешь? И я не боюсь никаких оракулов. Я их просто не слушаю.

- А как же - умереть молодым?

- Мне это не грозит.

- Почему?

- Потому что я уже однажды умер. Старым. Я так хорошо умер тогда, что теперь мне уже ничего не страшно.

- Ты странный. Странный и... надежный. Мне с тобой спокойно. Почти как с отцом, но все-таки по-другому. А ты старше меня всего на год... на два? На пять, не больше...

- Не больше. Я старше тебя на целую жизнь, а это гораздо меньше, чем пять лет.

- Так не бывает.

- Только так и бывает. Спи.

- Я уже сплю. Ты знаешь, раньше я хотела родить ребенка от бога. Лучше - от Зевса. Как Семела - Диониса или Алкмена - Геракла. А теперь не хочу. Теперь я хочу родить ребенка от тебя...

- Правильно, девочка, - шепчет Иолай, накрывая свернувшуюся калачиком Лаодамию плащом. - Если как Алкмена - Геракла, то мы уж как-нибудь обойдемся без Зевса. В первый раз, что ли? Спи...

Дождавшись, пока дыхание девушки станет ровным и тихим, он поднимает голову, смотрит в просвет между ветками на умытое небо и видит то, что ожидал увидеть.

Мертвый палец насмешливо указывает на юго-запад.

На Элиду, владения Авгия - куда только что вторгся Геракл.

4

Иолай спешил.

Он должен был успеть.

Позади осталось прощание с Лаодамией в пыльной Филаке - прощались прямо на улице, у дома ее дяди, в дырявой тени чахлых олив, не обращая внимания на ехидные или удивленные взгляды, не в силах разомкнуть объятья...

Но Иолай спешил.