Жрецы и Жертвы Холокоста

…А в ерашовской Москве между тем к высылке всех евреев готовились серьёзно. Даже по всем вузам был разослан приказ (устный или письменный — непонятно) выдавать еврейским выпускникам свободный диплом, — чтобы потом после депортации их негде было искать: «На выпускном вечера Майка веселилась пуще всех — у неё тоже был свободный диплом, и никому поначалу в голову не приходило, что такие документы получили, в основном, евреи». Гласный судебный процесс с привлечением общественности должен был по «документам», «доступным автору», происходить в московском цирке:

«Далеко за полночь он (Сталин. — Ст. К.) вызвал дежурного генерала и приказал тотчас узнать, сколько зрительских мест в цирке. Генерал поднял из постели директора цирка, напугал его до полусмерти, когда назвался, и еле добился ответа.

— Две тысячи сто восемь мест, товарищ Сталин, — доложил генерал.

В половине четвёртого Берию разбудил телефонный звонок. Даже спросонок Берия отличал от прочих звук этого аппарата. Торопясь, он одной рукой взял трубку, а другой одновременно включил ночник…

Итак, завтра должен был начаться процесс. Берия доложил: порядок обеспечен, два дня судоговорения, сотрясения воздусей; задавленные, сломленные пешки станут произносить всё, что им полагается; другие пешки — обвинять, защищать, задавать предусмотренные вопросы; третьи, сидя в обширном помещении цирка, выражать одобрение, даже аплодировать, хотя это и не дозволено по процессуальному кодексу. И, наконец, следующие пешки сдадут в набор заранее подготовленные отчёты, и в субботу страна запылает гневом, запланированным, отрепетированным, будет единодушно осуждать подлых преступников и кричать евреям то, что и полагается кричать искони…»

А вот образ И. Эренбурга, который дожил до глубокой старости, но не оставил об этом времени и о деле врачей никаких воспоминаний. Даже после смерти Сталина. За Эренбурга пробел в его жизни заполнил В. Ерашов, изобразив разговор писателя с женой: «Сталин распорядился, чтобы я выступил общественным обвинителем в процессе, обвинителем, понимаешь? А эти — он кивнул на дверь в прихожую, как бы вслед генералам — объяснили: если откажусь, то немедленно сяду на скамью рядом с врачами, тебя же и дочку — в лагерь пожизненно… Да, да, я согласился, понимаешь, согласился… Но как после такого — жить? А — никак…

Они приедут за мной к десяти утра, за два часа до процесса… Приедут, ну и что? Что увидят они?..

Жена сидела каменная».

А Сталин всё никак не может успокоиться, всё думает, как организовать депортацию. В подготовку к ней уже втянуты коллективы автопарков, дворники, участковые милиционеры, железнодорожники, кэгэбэшники — десятки тысяч (если не сотни!) людей, а ему всё хочется предельно ужесточить эту гигантскую акцию: