Жрецы и Жертвы Холокоста

«…Не сажать, а швырять их в грузовики, затыкать орущие глотки, гнать машины по просёлкам, по ухабам, пусть летят через борта, под колёса идущих сзади, пусть корчатся в пыли, в снегу ли, пусть взывают к своему Иегове о помощи, о спасении — пусть взывают к Нему, Великому и Любимому товарищу Сталину, земному Богу, справедливому и милосердному, — ничто не поможет им, обречённым Его волей…»

Потом Сталин передумал. Осуждённых врачей-отравителей решили судить не в цирке, а в Колонном зале Дома Союзов, чтобы после приговора их было удобнее и ближе привезти к месту казни на Красную площадь, где осуждённых уже ждали виселицы:

«Их теперь — без повязок на глазах, но в наручниках — вели знакомыми светлыми коридорами, окна в сборчатых шёлковых шторах, всюду на стенах картины, вдоль стен пуфики, под ногами ковровые дорожки, они шли коридорами Дома Союзов, где были не однажды… Наверное, их решили выводить именно отсюда, чтобы народ видел: здесь их судили… Они шли, как приказано, гуськом, в чёрных балахонах, и у каждого на груди болталась табличка с аккуратными буквами…»

А в это время все русские антисемиты, живущие в коммунальных квартирах или на одних лестничных площадках с евреями, приговорёнными к депортации, потирают руки! Монолог Гали Бугорковой:

«…ну Цилечка, достукались, пархатые? Пожили в двух комнатах, а мы в одной бедуем, ну вот, попрут вас отсель, на север этот, мы уж всю квартирку займём, ишь, две комнаты у них, да ещё и компот каждый день варите, жиды богатые… Во-во, шифоньерчик переставим к правой стенке, а кровати в той комнате, да ещё пианина ваша, не повезёте же с собой, пархатые… Отойди, жидовка, не воняй чесноком».

Книгу эту в 90-е годы евреи передавали из рук в руки. Эмоциональные натуры вроде Нины Горлановой (книга печаталась в Перми!) и Павла Поляна, наверное, с ума сходили, читая эту «чистую правду» в роковое время, когда на улицах бесчинствовала страшная «местечковая память». Но даже и её «деяния» казались детским лепетом по сравнению с картинами казни евреев на Красной площади.

А каков в «Коридорах смерти» документальный материал — всё подсчитано до одного человека, до одного вагона, вся Москва стояла на ушах — все неевреи готовились внести свою лепту в депортацию евреев:

«Данные, старательно уточнённые при активной помощи стукачей — они имелись в каждом подъезде, гласили: в Москве по состоянию на 24.00 10 марта проживает, включая полукровок, 211.492 еврея, что составляет 67.856 семейств. За вычетом особо тяжело больных, не подлежащих перевозке ввиду близкой смерти, а также другой естественной убыли (например, самоубийств, побегов за пределы столицы, приобретения в милиции за крупную взятку фальшивых документов) предельную цифру определили в двести тысяч (в пути также предусматривалась смертность, особенно младенцев).