Жрица

Вед, немолодой и низкорослый, появляется у подножия лестницы со склянкой в руках и замирает, увидев меня. Сделав над собой усилие, поднимаюсь на ноги. Он ругается на неизвестном языке и бежит наверх, подхватывает меня под руки и, продолжая браниться, ведет к ближайшей постели.

— Тебе положен покой, — наконец понятно изъясняется он. — Запрещаю вставать с кровати.

И, уложив меня поверх одеяла, проверяет бинты.

— Рана снова открылась, — раздраженно произносит вед и, потянув за руку, переворачивает на правый бок, принимается лечить. Я закрываю глаза, больше не имея сил, и, наверное, засыпаю, потому что, открыв их, понимаю — минула ночь, и утренние птицы уже проснулись. У постели на этот раз стоит кувшин с водой и сдобный вчерашний хлеб. Как и днем раньше, я поднимаюсь, опираясь руками о постель, но в этот раз дыра в боку чувствуется, отдает резкой болью. Едва удерживая тяжелый кувшин, вдоволь пью и съедаю оставленный хлеб. Снова встаю на ноги, игнорируя запрет, и уже более уверенно добираюсь до лестницы. Высота больше не вызывает тошноты и я, насколько возможно, быстро спускаюсь. Держусь рукой за бок, оглядываюсь по сторонам.

Я не раздумываю, дом веда нужно покинуть как можно скорее. Иду, настороженно прислушиваясь. Стоит выйти наружу, можно будет услышать ветер и понять, как близко Ардар. Если его нет рядом, это не значит, что он не появится из-за угла. Толкнув еще одну незапертую дверь, выхожу на воздух и вижу хаасов: Тумана и Рутила. Я тяжело выдыхаю, пытаясь выгнать страх из себя. Это не Ардар, это они нашли нас с Сапсаном и привезли сюда, в отдаленный дом веда на лесной поляне. Они возятся с каким-то механизмом и замечают меня не сразу. Туман вскакивает и устремляется ко мне с явным намерением помочь, я даже делаю шаг назад, чтобы избежать его заботы.

— Дурно выглядишь, — говорит он, остановившись. — Иаро велел тебе не вставать пока.

— Сапсан? — коротко спрашиваю я, переводя взгляд с одного хааса на другого.

— Ушел за водой, — безмятежно отвечает Рутил, и, прикрыв глаза, я с облегчением выдыхаю. Хвала Древним, все обошлось.

— Возвращайся в дом, — требует Туман, свято следующий словам веда.

— Все хорошо, Волк. — Я обхожу его и, опираясь на странный механизм, сажусь в траву. Хочется улыбаться. Меня радует все: солнце, небо, трава, щекочущая пятки, и даже боль в боку, означающая, что я жива. А особенно то, что Ардар не придет за мной.

— Где мы?

— Туман нашел вас. — Рутил откладывает в сторону какую-то бумагу. — Велел везти сюда, к веду. Мы недалеко от Крифа.

Я смотрю на Тумана снизу вверх, прищуриваясь от солнца.

— Ты сказала, тебе нельзя в город. — Пожимает плечами он и тоже садится. — Но мы ушли с пути, и теперь у нас только две лошади.

— И долг перед ведом, — между прочим произносит Рутил, указывая на механизм. — Он называет это насосом. Мы обещали починить.

— Знаете, как? — Я стараюсь не потешаться, но Рутил все равно догадывается.

— Здесь написано, но прочитать мы не можем.

— Жрица! — издалека зовет Сапсан, он торопливо подходит с ведром в руке и замирает. Я улыбаюсь, потому что настроение хорошее и мне радостно видеть его живым. — Ты уже поправляешься?

— Нет, ей еще рано выходить, — говорит Туман, но я все равно киваю. Доберемся до реки, и следа от пули не останется. День начался слишком хорошо, чтобы портить его тяжелыми мыслями.

Хаасы принимаются за ремонт насоса, а я стараюсь не мешать. Они переговариваются, порой поглядывают на меня, должно быть, мучают вопросы, но в их глазах я слаба, ранена и пока не выдержу долгих разговоров.

— Заставьте ее вернуться в постель, или я откажусь продолжать лечение! — негодующе кричит Иаро, появляясь на пороге дома, и мне приходится подняться, снова опираясь на механизм, нехотя направиться внутрь.

— Погоди, — на полпути окликает Сапсан, и я медленно поворачиваюсь, придерживая бок рукой. — Что это? — Он оттягивает рубаху в сторону с плеча и показывает мой рисунок.

— Знак земли. Тебе нужна была сила, земля дает ее. Можешь стереть.

— Ты не оставила меня, спасла мою жизнь, — говорит он, как будто уже знал ответ. И, глубоко вздохнув, Сапсан решительно произносит: — Я клянусь быть преданным тебе до самой смерти, мой долг никогда не будет оплачен. Я буду верен каждому слову до последнего мгновения, а потом мою душу заберет Хаас. — И уходит, не получив ответа. Тоже мне умник, кто же бросается такими клятвами.

— Давай, девушка, — подгоняет Иаро, и я растерянно возвращаюсь к нему, пока он ругается на своем непонятном языке. Впервые в жизни клятву дала не я, и что мне делать с этим дальше? Иаро загоняет меня на второй этаж, словно пастух овцу. Он проверяет рану, цокает языком и вновь кричит на меня.

— Я не понимаю, — признаюсь, устав от непонятных наречий.

— Никто не понимает, люди здесь не хотят учиться и слушать.

— Ты не отсюда?

— Как и ты, — он пожимает плечами, проверяя пальцами место вокруг раны. Я качаю головой — спорно.

— Твой шрам, ты сама это сделала? — спрашивает он. Я отворачиваюсь, прикусив губу. Руки перебирают воздух, будто ищут, за что зацепиться. Не думай, не вспоминай.

— Нет.