Я нормально преодолел подъем; помочь в этом было бы крайне затруднительно, ибо он проходил по самому краю обрыва, и сам путь напоминал скорее узкую щель; я едва не слетел на том самом крутом повороте — лишь бруствер спас меня. Кроме того, я сшиб изрядный кусок ограждения, поскольку меня занесло книзу и машину бросало из стороны в сторону, как сумасшедшую. Мне всегда нравятся мощные автомобили — это позволяет почти не отвлекаться на переключение передач, когда спешишь куда-то.
Тем не менее я выжил и даже добрался до вершины холма. Здесь сгустившийся туман буквально омывал мое лицо. Массы холодного воздуха пришли в медленное движение, и туман спускался большими уступами; он оседал даже на внутренней поверхности ветрового стекла — чего ранее я никогда не видел. Я включил основные фары — обычно я пользуюсь ими при быстрой езде ночью, за что окружающие платят мне искренней ненавистью — но это оказалось пустым расходованием аккумуляторов. Тогда я вновь выключил их и продолжал медленно, шаг за шагом продвигаться вперед. Это вряд ли могло привести к потере дороги — тем не менее шансы вот так спокойно катиться до самого моря были весьма велики. Я не видел ни зги — фактически, передо мной маячил лишь капот. Ко всему прочему, пока машина тащилась вверх, радиатор закипел и более походил на самовар на школьной вечеринке — это было не удивительно, если учесть подъем вверх по холму черепашьим шагом, а теперь еще и головокружительную крутизну скалы. Что касается меня, то мне казалось, что больше мне никогда не придется вдохнуть полной грудью.
Наконец я почувствовал, как дорога пошла вниз, миновав наивысшую точку, и поблагодарил Бога за это. Я погудел клаксоном в ознаменование своего прибытия; Морган вышла и открыла передо мной большие ворота, за что я был ей благодарен — я никогда не мог справиться с ними во время одышки. Если кто-нибудь мог выглядеть подобно Повелительнице Волн — так это она: она стояла в клубах тумана в своем одеянии цвета морской волны, и капли влаги блестели на ее волосах.
Она пригласила меня войти в дом и выпить кофе у камина, но я отказался, так как именно сейчас у моря было то настроение, которое я хотел поймать. Мы взобрались на скалы утеса и молча стояли, вслушиваясь. Сначала ничто не нарушало тишину вокруг; но прислушавшись, можно было заметить, что воздух полон различных звуков. В южном направлении, у Старбера, судно-маяк издало двойной стон; из-за разности тонов корабль прозвали «Коровой с Теленком». Маяку ответили два или три корабля со стороны моря, а невидимая рыбацкая шаланда откликнулась звуком колокола. Медленное, почти незаметное волнение все вздыхало и вздыхало у подножья скал, и туман ни на миг не прекращал свое вечное движение. Что ни говори, окружающий мир не был таким тихим и неподвижным, каким казался вначале.
Пояснив Морган Ле Фэй, что это было именно то состояние моря, которое мне так хотелось поймать, я упросил ее оставить меня одного и отправиться в дом готовить кофе. Она немного поворчала, так как ей не нравилось, когда я отправлялся на самую оконечность мыса; но прилив находился в наивысшей точке, далеко на край я зайти не мог, и она наконец согласилась. Я смотрел ей вслед, наблюдая, как она скрывалась за пеленой тумана: грациозно и уверенно ступая по камням, она была практически невидима в своих бледных одеждах. Но вот она совсем скрылась из виду и я остался один на один с морем.
Мгла вокруг меня все сгущалась, и вскоре я мог видеть лишь обросшие водорослями камни у меня под ногами. Я ощущал туман лицом: это было мягкое, пушистое, едва уловимое прикосновение лапы диковинного зверя. Большие корабли там, в море, перекликались басовитыми и тонкими гудками, а рыбацкая шаланда, судя по звуку ее колокола, постепенно растворялась вдали, подобно потерявшемуся морскому прокаженному.
Неожиданно в толще тумана открылся просвет, сквозь который просочился слабый солнечный луч — и в первый раз за сегодня передо мной открылось море. Оно было бледного, серовато-серебряного, болезненного цвета. Большие, серпообразные валы медленно, лениво катились, сколько хватал глаз. Поверьте мне, это было действительно очень больное море, хотя туман никак с этим не соглашался. И вновь белесая пелена сомкнулась предо мной, и до меня донесся затихающий вдалеке, словно стон умирающего, гудок, и морская чайка где-то над скалами печально прокричала, будто мятущаяся душа. Наконец мне это наскучило, и я решил вернуться в дом.