Пройдя по тянувшейся вдоль стены аллее, я вышел к покосившемуся строению приличных размеров, выставившему на всеобщее обозрение свою тыльную часть, как это было принято при Королеве Анне. Я позвонил в дверной колокольчик и мне открыла смотрительница; это была трясущаяся от старости дама, похожая на мою Салли Сэмпсон — правда, в несколько обрюзгшем виде. Я рассказал ей о цели моего прихода, а она сообщила в ответ, что старая леди — последняя представительница рода — умерла, и она присматривает за домом по поручению дальних наследников. Полкроны решили дело, и я стал обладателем кедра. Я выяснил также, кто были эти дальние наследники, так как предполагал, что, судя по окружавшим усадьбу трущобам, ее можно было купить за бесценок. Однако я тут же прикинул, что буду глупцом, если, купив за бесценок эту усадьбу, не смогу убедить муниципальный совет в необходимости что-нибудь сделать с этими трущобами. Так нормальный агент по продаже недвижимости скромно зарабатывает себе на пропитание.
Я отправился осмотреть тело павшего. Это оказался ливанский кедр, так что я был готов поклясться, что он подойдет; тогда я договорился, чтобы мне его распилили и доставили на ферму к Третоуэнам, откуда уже мистер Третоуэн вместе с миссис Трет и слугами понемногу отвозил бы кедровые дрова на своем драндулете к Морган — я не желал, чтобы хоть одна душа видела ее. Мне же пришлось остаться жить в треклятом городе-
В старом доме было полно медной посуды из Бенареса, чучел лисьих голов и акварелей, бездарно, хотя и весьма правильно с точки зрения технических подробностей изображавших линейные суда, плывущие под всеми парусами; здесь также хватало мечей самого разного толка, укрепленных вдоль лестницы. С первого взгляда было ясно, что за семья обитала здесь — ее члены из поколения в поколение верой и правдой служили своему королю и родной стране, что послужило причиной их полного вымирания — исключение составляла разве что старая дама, которая умудрилась дотянуть до девяноста лишь по той причине, что уже долгое время была не в состоянии достойно послужить родине.
Я увидел также несколько выцветших набросков с изображением видов Ливана и тамошних кедров; старая дама поведала мне, что упавший кедр вырос из кедрового орешка, привезенного оттуда однажды сыном хозяина дома. Мне пришла в голову странная мысль о том, что здесь, на английской земле, взросло семя, созревшее под знойным солнцем Аравии и что нынешний полуживой, мещанский Дикфорд носил в своей земле связь с древним Востоком. Старушка показала мне рисунок дерева, бывшего предком моего кедра: думаю, что оно помнило еще крестоносцев, а может быть, даже Саладина.
Итак, я оставил ее и сельскохозяйственного работника, весьма довольного подвернувшейся работой, распиливать бревно, а сам отправился на машине вверх по начинавшимся за Дикфордом холмам — поскольку можжевельник любил меловой грунт, я был уверен, что его там много. Погода стояла ясная, и проезжая по дороге, тянувшейся вдоль вершин холмистой гряды, я отчетливо разглядел недавно побеленную Третоуэнами ферму у подножья Белл Хед; форт виден не был, скрытый изгибом холма, который, если помните, имел форму банана. Меня это радовало, так как независимо от удаленности я не хотел, чтобы кто-нибудь в Дикфорде или Дикмауте мог рассмотреть морской дворец Морган Ле Фэй. Сам не знаю отчего, но Старбер — эта маленькая жалкая рыбацкая деревушка — подобных мыслей у меня не вызывал.
Неожиданно сбоку от дороги я заметил почтенного джентльмена, занимавшегося починкой сухой кладки стены. Я прибегнул к его помощи, пояснив свои намерения. В ответ он заявил, что можжевельник горит весьма плохо, со множеством искр и с шипением. Я уверил его, что меня это не волнует. Тогда он заметил, что никогда в жизни не слышал о том, чтобы кто-нибудь рубил и возил можжевельник для топки. Меня не огорчило и это. Но он все тряс своей старой, плешивой головой, утверждая, что это решительно невозможно. Так и не ответив на мой вопрос о причинах этого, старик все тряс и тряс головой… И за эту страну стоило отдать жизнь!