Жрица (СИ)

- Ты помни только, что это не просто грех свальный: это священный грех, понимаешь? Это наша жертва. Если ты поймешь это всем сердцем, будет тебе легче. Как мне, - добавила она. Хотя я не услышал в ее голосе большой уверенности.

- А ты что чувствовала, когда видела меня с Машей?

- Что? Я же сама вас соединила, своей рукой!

- И что же? Я спросил про чувство.

- Я была рада. Рада, что Великой деве приносим мы дары любви. Это и есть радость служения.

- А ты испытала наслаждение с Родионом?

- Оргазм, ты имеешь в виду? Да, конечно! Я уже тебе говорила, что это я могу делать по своему желанию.

- Да, да. Ну, а как мужчина он тебе как? Тебе приятны были его ласки?

- Это мне не так важно. Важнее, что он мой брат теперь, нет, не как ты, конечно, а – по вере. Ты ждешь, что я спрошу у тебя то же о Марии? Так это мне тоже не важно. Я видела, как она трепетала, когда ты входил в нее, как ты стискивал ее груди и лизал их. Я слышала ее стоны, твои стоны и рычание, когда ты извергался в нее. И мне было хорошо: я знала, что ты оплодотворяешь ее не семенем, а верой! Любовь к Истине – вот что важно, вот, чего ради мы живем.

- А вдруг – не только верой? А если она забеременеет?

- Маша меня тоже спрашивала об этом, она ведь никак не предохранялась. Но я ее успокоила: сказала, что от этих объятий ничего не может быть, ибо это любовь неземная, и от нее детей не бывает, как от простой плотской.

- И ты в это веришь?

- Конечно. – она улыбнулась в полутьме и прильнула ко мне. - Точно также и я от Родиона никогда не зачну. Но лоном своим я в веру его ввела, Истине приобщила. Я чувствовала тогда Дух, из меня исходящий, и это пронзило всю меня, и я была будто в забытьи, но все чувствовала, все его удары внутри себя. И когда он извергся, я тоже взорвалась. Это куда сильнее, чем просто плотское удовольствие.

Все эти речи убеждали меня, что Люба настолько искренне и глубоко верит во все эти вещи, в то, что она называет Истинным Учением, что мне не удастся даже и на волос сдвинуть ее в выбранного пути. Служение было на первом месте, все остальное второстепенно. Она просто не будет слушать никаких моих аргументов. Я решил не рисковать возможным разрывом и пока не возражать сестре ни в чем. Время покажет. Надо терпеть – сказал я себе.

Настал час Великой Инанны, дающей жизнь. Мы все вчетвером собрались в этот вечер в любиной квартире. Это место воспринималось уже не как жилье, а как храм или святилище: эти церемонии уже бросили свои тени на его стены, потолок чуть уже потемнел дыма многочисленных горевших здесь свечей. Сама атмосфера этого дома уже легко преображалась из обычного жилища в место таинства.

Инанна – это красота, любовь, жизнь, - учила нас Люба. – Она есть провозвестница Истины, идущей от Царя мира, Бога и повелителя всего сущего. Это одна ее ипостась - царицы, нашей повелительницы. Она – Дева, источник прекрасного на земле и в душе людей. Это другой ее лик. Она – это возлюбленная, жена, мать, дарующая жизнь. Она дарует нам начала, зарождения всего на земле. Это есть третья ее сущность, без которой не было бы ничего на свете.

Все обрядились в просторные белые одежды. Сестра же была в светлом хитоне цвета спелой пшеницы. Колосья сухой пшеницы устилали пол нашего святилища в центре которого был установлен небольшой помост, накрытый белой материей. Все освещались свечами, подвешенными в небольших прозрачных стаканчиках к люстре в центре комнаты, как раз над помостом. Углы тонули в полумраке.

В бокалах было налито вино, наше ритуальное вино.

Зазвучала музыка, и мы все, взявшись за руки, медленно вели хоровод вокруг пустого помоста. Начинался танец во славу Девы. Раз за разом, под звуки барабанов, палочек и свирели мы воздевали вверх руки, быстро поворачиваясь при этом всем корпусом. Босые ноги шуршали по колосьям, разбросанным по полу, и маленькое облачко пшеничной пыли поднималось к горящим свечам. Становилось все жарче под нашими плотными накидками, тело мое увлажнилось и одежда стала прилипать к спине. Но танец все ускорялся. Сердце уже колотилось у меня в груди, да и не только у меня – казалось, все уже находятся на пределе сил. Вдруг звуки резко оборвались, и мы стали как вкопанные. Все взоры обратились на жрицу, которая подошла к помосту. Она сбросила с себя пшеничный хитон и осталась обнаженной. Она, как всегда в таких торжественных случаях, была красива красотой прекрасной статуи. Тело ее блестело, грудь вздымалась от порывистого дыхания.

- Повторяйте за мной, - приказала она, обводя всех взглядом.

- О Мать и Царица наша, Инанна, - призвала она, подняв лицо вверх. – Приди, будь с нами!

-Приди, приди – повторил я, глядя на Машу, стоящую напротив меня. Хитон ее сбился и сполз, обнажая наполовину ее стан. Глаза были расширены и смотрели куда-то поверх меня или сквозь меня. Шепотом она повторяла: Приди, приди…

Люба медленно подняла руки к потолку. – Приди, о, приди к нам! Твои верные дети молят тебя!

- О приди, мы молим тебя – говорил со слезами на глазах Родион.