Жрица Смерти (СИ)

— Они сражаются на земле за мирный «живой» народ.

— На каком основании ты позволил отпустить моих Жрецов? — Прокричал мужчина.

— Может быть, вы правите Мортэмом и считаете его собственностью, но вот Жрецы и Жрицы вам не принадлежат. — Резко ответил я. И, встретившись с пылающими глазами Верховного, был уверен, что сейчас меня испепелят.

— Как ты смеешь? — Он кричал. На лбу и шее вздулись вены, глаза округлились, пульс участился, а сердце вот-вот должно было выпрыгнуть из груди от неизмеримой ярости.

— Они делают ровно то, что считают нужным, я не был вправе отговаривать их, напротив, я им даже помог… — спокойно сообщил я, а после почувствовал жгучую боль от пощечины.

— Какова причина твоих проступков? М? — Ехидство хлыстало, а в глазах пылал огонь.

Я знал, что меня ждет, и был полностью готов к участи. Вот только увидеть бы победу…

— Может сожаления о прошлом поспособствовало твоей ошибке? Может ты до сих пор не может отмыть руки от собственной крови? Или может, ты до сих пор чувствуешь вину за семью Маккаллоу? — Слова резали самым острым ножом, разрывая ткани кожи, добираясь до нервов и костей похлеще «Адской Плети». Он был прав, во всем, всё перечисленное не давало мне жить долгое время, вот только причиной моих действий были люди, ни в чем не повинные люди…

— Готов ли ты, понести наказание? — мягко, словно ничего не случилось, спросил Стефан Ричардсон.

— Готов…

За нарушение правил, предательство мира и неуважительное отношение к Верховному Жрецу, которое он же и приписал мне, я был приговорён к сорока пяти ударам «Адской Плети» и казне. Я не заслужил этого, но был готов. Уж слишком долго я мучился на этой земле в мире живых и мертвых. С меня достаточно.

Палач сильно затянул веревку на руках и подошел к рычагу. Оторвав меня от пола, я взглянул на Стефана, что спокойно наблюдал за происходящим, со сложенными на груди руками.

Вместе мы прошли долгий путь, прошли ложь, предательство, победы и поражения, но всегда были вместе. Сейчас, все в прошлом. Я одной ногой в аду, а он лишь наблюдает. Раньше, в прошлом, лет двадцать назад, он бы отдал собственную жизнь за мою, лег бы на колючую проволоку, начал войну за нашу дружбу, а сейчас…

Взяв «Адскую Плеть» ко мне подошел мужчина в грязном, потертом плаще с капюшоном на голове и посмотрел мне в глаза.

«Простите» — прошептал молодой парень, что так же знал меня. Я лишь кинул.

Я не мог избежать участи, от смерти не спрячешься, если суждено, она придет, и лишь чудо сможет спасти…

Несколько ударов распороли куртку и пронзили кожу. Я прочувствовал то, как разошлись ткани, и сморщился от неимоверной боли.

По началу, боль такая сильная, что хочется сразу же перейти к казне. На двадцать шестой удар плети, я не смог чувствовать боли, она стала привычкой. Деревянный пол окрашивался в кровавые оттенки, а на стенах появлялись брызги.

Глаза становились тяжелыми, а подсознание начало выдавать картинки, те самые, что прятались в потайных уголках. Мы — люди, странно устроены, мы часто запоминаем плохое, оно ярче откладывается у нас в голове, а вот счастью мы не даем главную роль, счастливые моменты, роскошь, которую не уважают.

Макс, сын, которого я любил всем сердцем.

Его первые шаги, разрисованные стены, первый поход в школу.

Людмила, жена, опора и поддержка.

Первая встреча и любовь, что затмевала разум, и заставляла дрожать руки, первый поцелуй, свадьба.

И многие другие, … которые не дошли до моего сознания, так как я резко открыл глаза от холодной воды, которой меня окатили, чтобы я пришел в сознание.

— Последним ударом ты должен насытиться, Гаррес, — зловеще произнес Стефан Ричардсон и ухмыльнулся.

Отдышавшись, я перевел взгляд на палача, что поставил ведро на пол, и опустил взгляд, сглатывая.

Последний удар прошелся по всему телу разрядом тока. Такую боль не передать словами, но можно поставить в сравнение с операцией на сердце без наркоза. Лишь на последний, сорок пятый удар я не смог сдержать крика, что вырвался из меня, на что Стефан лишь усмехнулся.

Когда палач отошел от меня на несколько шагов назад, он перевел взгляд на Верховного Жреца, а после направился к рычагу, чтобы опустить меня. Но Ричардсон взмахнул рукой, и перерезал веревку, от чего я рухнул на кровавый пол.

Боль отдавалась в каждом дюйме тела. Во рту был металлический привкус, и поднявшись на локти, я злобно посмотрел на Верховного.

— Я презираю предателей. Ты умрешь главнокомандующим, а память о тебе развеется вместе с пеплом на ветру. — Заговорил Ричардсон старший, подходя ближе. — Когда Жрецы вернутся, они будут наказаны, а ты послужишь им хорошим уроком. Они будут знать, чем заканчивают те, что идут против моих приказов.