Жук

Жук, точнее говоря, еще не Жук, а роман под неуклюжим заглавием Бедствия Пола Лессинхэма: История преследуемого был впервые напечатан с продолжениями в дешевом и популярном еженедельнике Answer (тираж его к 1890-м годам достиг полумиллиона экземпляров). В конце сентября или начале октября 1897 г. вышло и первое книжное издание; роман получил знакомое нам заглавие Жук: Таинственная история. До конца года последовали три переиздания. Критики были в восторге и сравнивали Жука с Дракулой, причем не в пользу последнего. «Дракула м-ра Брэма Стокера был пугающ, но м-р Марш — ах! — страшит во много, много раз больше» — писал журнал Academy. «Трудно, почти невозможно, начав читать, отложить эту книгу в сторону» — утверждал критик Glasgow Gerald. — «С полетом воображения м-ра Брэма Стокера состязаться нелегко, но м-р Марш, так сказать, превзошел в крайностях самого Ирода»[23]. И действительно, к 1913 г. Жук выдержал пятнадцать переизданий, не считая переводов на европейские языки, Дракула — всего десять[24]. К слову, немецкий перевод Жука вышел еще в 1900 г., и влияние Марша, его описаний заброшенного дома с прячущимся внутри жутким насекомым, вполне отчетливо ощущается в Превращении (1915) Франца Кафки.

Успеху романа способствовала избранная Маршем повествовательная техника, заимствованная им у Мэри Брэддон, Уилки Коллинса и других авторов «сенсационных романов» середины века. Это и сплав жанров — Жука можно было читать и как мистический триллер, и как любовный роман, и как детектив, многое взявший у Артура Конан-Дойля — и фабула, изобилующая резкими и неожиданными поворотами и поданная с точки зрения нескольких рассказчиков. Каждый из рассказчиков, разумеется, призван был импонировать той или иной читательской прослойке.

В 1927 г. Жук отметил свое тридцатилетие двадцать четвертым изданием. Но к середине XX века и роман Марша, и Дракула оказались в достаточной степени забыты, хотя переиздаваться продолжали и позднее. Дракулу спасла непреходящая мода на вампиров и, конечно, «хаммеровская» киносага. Жуку выпало ждать дольше: еще в 1986 г. Ричард Долби, большой поклонник Марша, писал о Жуке как о «недооцененном» романе[25]. Новый пик популярности Жука пришелся уже на девяностые и двухтысячные годы.

Сегодня количество новых изданий Жука, учитывая электронные, исчисляется десятками; не меньше и посвященных роману академических работ. В контексте Жука исследователи рассуждают о «трансготике» и «имперской готике», столкновении европейцев с другими народами и в целом ориентальным «Другим», монструозной женской и «шаткой» мужской телесности. Для одних роман выражает бешеный темп огромного викторианского мегаполиса, для других — страх перед девиантной сексуальностью, третьи видят основную идею Жука в пришествии новых технологий (и впрямь, как отмечали многие критики, в финале романа современный технологический «Бог из машины» в лице железнодорожного экспресса изгоняет древнее зло). Но все эти разнообразные мнения и интерпретации говорят, пожалуй, об одном: Маршу, как мало кому другому, удалось объединить в одной книге множество волновавших и пугавших современников предметов и тем — и создать целую энциклопедию викторианских страхов.

Марш касается преступности и классовой розни, колониальных завоеваний и, как выражались некоторые, «дикарских колоний» лондонской бедноты, страха будущих войн и боязни расовой «дегенерации» и возможного вторжения — будь то вторжение с континента или с Востока, где ужасные идолопоклонники только и мечтают принести в жертву юную, белую и предпочтительно английскую девственницу.

Находят свое отражение в романе и социальные дебаты эпохи, в особенности связанные с женской эмансипацией и появлением фигуры так называемой «Новой женщины». Ее олицетворяет смелая и раскрепощенная Марджори Линдон, которая восстает против власти отца, посещает собрания политических реформаторов и стремится к независимости. В конце концов, замечает по этому поводу Дэвид Стюарт Дэвис, «Марджори превращается в мужчину… Существо заставляет ее надеть мужскую одежду и обрезает ей волосы; возможно, это говорит о том, что стремление к равенству в конечном итоге стирает гендерные различия. Женственность становится жертвой, принесенной на алтарь равенства. Но повествование движется бешеным темпом, а Марш лишь поверхностно затрагивает подобные темы и идеи, и потому роман лишь роман задает вопросы и указывает на проблемы, не пытаясь их решить»[26].