Читаем Жук. Таинственная история полностью

Меня переполняли двоякие ощущения: телесно я был по-прежнему скован, а вот мой разум получил изрядную свободу. Но мера этой психической свободы никак не облегчала мою участь. Ведь, помимо прочего, я осознавал, насколько жалкий вид, должно быть, имею: босой, без шляпы, чужой в этих местах, в глубокой ночи, под холодным ветром, чье близкое к ураганному дыхание мгновенно овеяло меня. Да и без этих соображений сама мысль, что придется идти по улицам в таком состоянии, показалась мне неизъяснимо омерзительной. Я действительно верю, что, если бы мой неумолимый тиран разрешил мне хотя бы надеть мою собственную одежду, я бы приступил к осуществлению преступного задания, на которое он послал меня, с относительно легким сердцем. Но я также не сомневаюсь, что осознание нелепости моего наряда делало меня податливее, и, доведись мне одеться как обычные англичане, вышедшие на прогулку, я наверняка перестал бы быть его послушнейшим орудием, каковым, по сути дела, в ту минуту являлся.

На какое-то мгновение, стоило моим босым ногам впервые коснуться гравия тротуара, а ледяному ветру пронзить мое обнаженное тело, мне подумалось, что, если мне удастся стиснуть зубы и напрячь каждый нерв, я смогу стряхнуть с себя оковы, сдавившие тело, и оказать сопротивление древнему нечестивцу, который, вероятно, наблюдал за мной через окно. Но я был так угнетен мыслью о смехотворности своего внешнего вида, что не успел воспользоваться преимуществом и упустил момент – в ту ночь я подобного порыва более не ощущал.

Но тогда, неожиданно для себя, я будто бы ухватил ускользающий миг за хвост и сумел быстро дернуться в сторону – то было первое движение, совершенное мной по собственной воле, за много часов. Однако было слишком поздно. Мой мучитель – невидимый и всевидящий – натянул поводок, меня развернуло и поспешно направило туда, куда я, конечно, идти не желал.

По дороге мне не встретилось ни души. Мне до сих пор любопытно, было ли это обычным делом, случалось ли подобное с кем-то еще. Если так, то в Лондоне имеются улицы, целые галереи улиц, где в определенный час ночи, в определенную погоду – не исключаю, что погода сыграла здесь свою роль, – совершенно никого нет: нет ни прохожих, ни экипажей, нет даже полиции. Большая часть пути, по которому меня вело – иного слова тут и не подобрать, – была мне знакома. Как я понял, сначала меня вело по району Уолхэм Грин, потом вдоль Лилли-роуд, через Бромптон и Фулхэм-роуд, по лабиринту улиц к Слоун-стрит, а оттуда к Лаундес-сквер. Идти таким маршрутом долго, к тому же надо пересекать довольно оживленные дороги; тем не менее по пути я никого не увидел – и, по-моему, никто не увидел меня. Когда я переходил Слоун-стрит, мне показалось, что вдали, на Найтсбридж-роуд, прогромыхал экипаж, но это был единственный услышанный мной в ту ночь звук.

Мне больно вспоминать, в каком плачевном состоянии я был, когда меня остановило, ибо меня именно остановило, резко и внезапно, словно некто, желая прервать бег коня, натянул поводья. Я промок – пронизывающий ветер то и дело приносил потоки дождя; несмотря на быстрый шаг – а медленнее идти мне не дозволялось, – я продрог до костей; и – что хуже всего! – мои замаранные грязью ступни были так изрезаны и так кровоточили – а я, к несчастью, все еще мог ощущать боль, – что каждый раз, наступая на хладную склизь твердой каменной мостовой, я содрогался всем телом.

Меня остановило на площади, недалеко от больницы, перед домом, казавшимся несколько меньше, чем дома по соседству. Это было здание с обрешеченным портиком, заросшим каким-то ползучим растением. Когда я стоял и дрожал, размышляя, что случится дальше, чужая воля подхватила меня, и вскоре, к моему безграничному удивлению, я обнаружил, что карабкаюсь вверх по решетке на балкон второго этажа. Я не гимнаст – никогда этим не занимался и не обучался этому; я даже сомневаюсь, что ранее пытался залезть на какую-либо конструкцию, бывшую сложнее приставной лестницы. Заставить подниматься вверх меня могли, но мастерства мне это не придало, и я, забравшись всего на метр, потерял опору, поскользнулся и упал на спину. Мне, растерянному, в ушибах, не дозволили и взглянуть на мои повреждения. Через мгновение я вновь очутился на ногах, принуждаемый взбираться по решетке, – и все опять завершилось ничем. В этот раз демон, или кем он там был, вселившийся в меня, кажется, понял, что на балкон мне не залезть, посему направил меня по иному пути. Я прошел на крыльцо к входной двери, свернул к боковым перилам, а с них перебрался на ближайшее окно; соскользни моя нога – и падать мне по меньшей мере метров пять вниз, к подвалу. Но карниз оказался широким, а судьба ко мне благоволила, если подобное выражение можно употребить в связи с делом, в которое я был втянут. Я не упал. В кулаке я сжимал камень. Им, как молотком, ударил по оконному стеклу. Засунул руку в образовавшуюся дыру и дотянулся до щеколды. Вскоре мне удалось поднять раму, и я проник в дом – по-воровски вломился в него.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Неучтенный
Неучтенный

Молодой парень из небольшого уральского городка никак не ожидал, что его поездка на всероссийскую олимпиаду, начавшаяся от калитки родного дома, закончится через полвека в темной системе, не видящей света солнца миллионы лет, – на обломках разбитой и покинутой научной станции. Не представлял он, что его единственными спутниками на долгое время станут искусственный интеллект и два странных и непонятных артефакта, поселившихся у него в голове. Не знал он и того, что именно здесь он найдет свою любовь и дальнейшую судьбу, а также тот уникальный шанс, что позволит начать ему свой путь в новом, неизвестном и загадочном мире. Но главное, ему не известно то, что он может стать тем неучтенным фактором, который может изменить все. И он должен быть к этому готов, ведь это только начало. Начало его нового и долгого пути.

Константин Николаевич Муравьев , Константин Николаевич Муравьёв

Фантастика / Прочее / Фанфик / Боевая фантастика / Киберпанк
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Кино / Театр / Прочее / Документальное / Биографии и Мемуары