Жук золотой

Чем больше я погружался в историю и в фольклор маленького народа, жить с которым рядом мне было уготовлено судьбой, тем отчетливее видел удивительную непохожесть гиляков на другие малые народности, живущие на берегах Амура. Оказалось, что язык нивхов абсолютно изолирован и ни в какие известные языковые группы не попадает. Гиляцкий язык не поддавался классификации.

Я читал у Л. Я. Штернберга, этнографа-лингвиста, первого исследователя гиляков: «Стойкое сохранение гиляцкого языка – поразительно… при ничтожном составе племени…» Штернберг же делал шокирующее предположение об «общности происхождения» гиляков и североамериканских индейцев! Общность касалась не только языка. Традиций, обрядов, религиозных верований и даже шаманизма.

Оказывается, еще в 1904 году Штернберг выпустил на немецком языке книгу «Заметки о связях в морфологии нивхского и американского языков». Исследователь приводил в пример слова, которые почти одинаково звучали на языке нивхов, ацтеков, апачей и индейцев-сиу. Одним из таких слов было слово «кос» – по-нивхски шея. Я был потрясен узнанным!

В тетрадках деда Митяя я читал, как на берега Амура приезжали «бородатые немцы» – Штернберг и Крейнович (еще один исследователь нивхов) и записывали «гиляцкие сказочки».

Насчет бородатых немцев.

Уже учась в институте, я узнал, что Крейновича звали Ерухим Абрамович. Все-таки в труды деда Исаева вкрадывались ошибки.

– Так вы, оказывается, пришли из Северной Америки! Долго, однако, гнали собачек! Получается, Валерка, что вы – никакие не гиляки, а чисто американские индейцы!

– Или наоборот: гиляки через Берингов пролив поднимались из Азии в Америку! Гиляки основали американскую нацию! – перебил меня Хусаинка.

С Валеркой и Хусаинкой мы валялись на песчаной косе, у любимого Шпиля. Впереди – экзамены за восьмой класс и мореходка в Холмске, на Сахалине! Правда, Хусаин и Валерка пока не решили окончательно. Хусаинка хочет стать механиком, но не обязательно на судне. Валера думает про педучилище. Там есть специальное отделение для народов Севера, и поступить ему туда гораздо легче.

Зато мы втроем, с нивхом Колькой Хансиным и якутом Юрой Валиным, видели себя только на капитанском мостике.

Корабль приближался. Он был уже почти рядом, мой черно-золотой жук. К восьмому классу я знал, что у адмирала Невельского был родственник по фамилии Куприянов. А на Охотском побережье, недалеко от Петровской косы, есть мыс и залив Куприянова!

Валера наши дружеские подначки принимал с усмешкой. Он лежал на спине, смотрел в небо, покусывая веточку черемухи.

Той весной за Шпилем буйно цвела черемуха. Так она еще ни разу не цвела. Дурманящий запах, легкий и сладкий, накрывал скалу, домик Фунтиков и косу, на которой мы загорали.

– Да, – отвечал Валера, – мы так долго мчались, что и собачек всех растеряли. Вот вы, русские, нам и помогли. Теперь мы и не индейцы, и не гиляки. И даже не американцы.

Нартовые упряжки в те времена оставались лишь у старика Фунтика да еще у одного степенного нивха с Вайды, дяди Кости Кевина. Собаководство было истреблено новой властью. Почти пятьдесят процентов нивхов переболели туберкулезом, потому что лишились своей естественной одежды, пошитой из природного материала – собачьих и звериных шкур, меха. Зимой морозы на Нижнем Амуре до минус 40 градусов.

В тайге валялись горы ржавых бочек из-под солярки. Колеи от вездеходов рвали рыжую шкуру тундры в клочья, образовывая топи и карстовые озера, которые меняли местный ландшафт. Зверь из тундры уходил в сопки. Не осталось умельцев, плетущих сети и вышивающих национальный орнамент на обуви и халатах. Никто уже не знал, как ставить ловушки на соболя. Амур, весь в радужных пятнах бензина и нефти вдоль берегов, зарастал неизвестно откуда взявшимися косами вязкого ила и мелями. Пойманная рыба припахивала фенолом и еще какой-то гадостью. Сбрасывали в реку отходы своего производства заводы промышленной зоны Комсомольска-на-Амуре. Да и китайцы, по другую сторону великой реки, тоже не отличались экологической дисциплиной.

– Ну да – не гиляки… А собачек по-прежнему с удовольствием жрете! – парировал Хусаинка.

Продолжался тот нескончаемый спор, начатый еще дедом Митяем. Гиляки говорили смешно, коверкая русский язык. Помню, как на берегу, у рыбацких лодок, старый нивх Лотак просит прикурить у Петра Малькова: «Бедро! Писька е – а-а-а?!» Что означает: «Петро! У тебя есть спички, чтобы прикурить?»

Мужики с гоготом отвечают: «У Петьки не писька, а целая оглобля!» Лотак, отходя в сторонку, обидчиво шепчет: «Зацем маленькая народность обизаес?»

Насчет пожирания собак – чистая правда.

В традиционном меню нивхов собачье мясо по-прежнему занимало достойное место. Мы приходили утром в школу и улавливали сладковатый, иногда просто тошнотворный запах варева, который доносился из каморки школьного сторожа, старого гиляка Ковтуна. Вся школа знала, что Ковтун варит собачатину на обед. И учителя знали. И директор Иван Маркович Поликутин. Но с Ковтуном ничего поделать не могли.