Все это время я раздумывал, что бы мне такое использовать для поимки насекомого. Я даже не исключал его убийства, и, в общем-то, жалею, что тогда не попытался его прихлопнуть: у меня под рукой лежали десятки предметов, любым из которых я мог бы причинить ему существенный вред; однако в тот момент я видел только один способ заполучить его живым — накрыть большой жестяной канистрой из-под натровой извести. Она как раз стояла на полу слева от меня. Я, по возможности равнодушно, двинулся к ней, ни на миг не спуская взгляда со сверкающего чуда. Стоило мне пошевелиться, как волнение жука ощутимо возросло — он, так сказать, весь завибрировал от дрожи; засверкал всеми цветными чешуйками, будто покрытый множеством призм; принялся расправлять крылья, точно в конце концов решился воспользоваться ими. Схватив жестянку и отбросив ее крышку прочь, я кинулся вперед, не сводя глаз с намеченной жертвы. Крылья жука распахнулись, он должен был вот-вот взлететь, но опоздал. Не успел он оторваться от земли, как оказался под канистрой.
Оставался он под ней, пожалуй, лишь мгновение. В спешке я споткнулся и, пытаясь не растянуться плашмя на полу, был вынужден отпустить посудину. Но прежде чем руки мои оторвались от нее, она взмыла вверх, и пока я поднимался, жук, паривший в полуметре от меня, распухал и раздувался, пока не обрел прежних внушительных размеров, после чего будто облекся в человеческую форму, и в мгновение ока предо мной предстал, нагим с головы до пят, мой воистину разносторонний восточный друг. Отсутствие одежды открыло один поразительный факт: я глубоко заблуждался в вопросе определения его пола. У меня был не гость, а гостья, и, если судить по краткому взгляду, брошенному на ее тело, отнюдь не старая и не уродливая.
Ежели сие перевоплощение не изумляет, то дважды два — пять. Самый уравновешенный ученый наверняка утерял бы на время всякую невозмутимость и способность логически мыслить, будь он свидетелем столь скорой перемены, произошедшей под самым его носом. Я не просто лишился способности рассуждать — у меня перехватило дыхание: я мог только стоять, разинув рот. И пока я стоял, женщина, присев, подобрала свое одеяние и начала укутываться в него, после чего ретировалась в сторону двери, ведущей во двор. Завидев этот последний маневр, я в некоторой мере пришел в себя. Резко вскочив, я кинулся, чтобы отрезать ей путь к бегству.
— Стоять! — закричал я.
Но она была слишком быстра. Стоило мне приблизиться, как она открыла дверь и выскочила прочь; больше того, она захлопнула ее прямо передо мной. Я так волновался, что довольно долго нащупывал ручку. Наконец, я тоже выбежал из дома, но ее уже и след простыл. Правда, мне почудилось, что в дальнем конце двора темная фигура перелезает через ограду, и я ринулся туда с немыслимой скоростью. Вскарабкавшись на стену, я огляделся, но никого не было видно. Я прислушался, не убегает ли кто прочь, но царила тишина. Вся округа была целиком и полностью в распоряжении моего величества. Гостья испарилась. Я понимал, что лишь напрасно потеряю время, если брошусь за ней в погоню.
Я шел по двору обратно, когда Вудвилль, все еще пребывающий под покровом небес, очнулся и сел. Мое появление, кажется, пробудило его ото сна. Увидев меня, он протер глаза, зевнул и моргнул.
— Эй, где я? — спросил он не совсем без резона.
— Ты на земле — святой или проклятой: раздери меня черти, если я знаю, на какой из них! — но ты, брат, здесь.
— Господи!.. Что это со мной?! Понимаешь, голова раскалывается.
— Тебе меня ничем не удивить — ни тем, что у тебя есть, ни тем, чего у тебя нет: я уже наудивлялся вдосталь. Все, что тебе нужно, это капелька виски — да и мне тоже… только вот совсем не капелька! В моем случае поможет лишь бутылка, да и ее мало.
Я подцепил его под руку, и мы направились в лабораторию. А когда вошли, я закрыл дверь, запер ее на замок да еще засов опустил.
Глава 19. Леди в гневе
Дора Грейлинг стояла на пороге.
— Я сказала вашему слуге, что меня не надо сопровождать; к тому же я без тети. Надеюсь, я вам не помешала.
Помешала — чертовски помешала; и я едва не сообщил ей об этом. Она вошла в комнату, глаза сияли, она лучилась от счастья: даже невзрачные девицы весьма привлекательны в таком настроении.
— Так я мешаю?.. По-моему, да.
Не дойдя до меня метра три, она протянула мне руку; я не поспешил сердечно ее пожать, и Дора, покачав головой, состроила гримаску.
— Что с вами такое?.. Вам нездоровится?
Она не ошиблась: чувствовал я себя скверно. Так скверно, как может чувствовать себя вполне здоровый человек, и всякий, в ком есть хоть капля проницательности, сразу бы увидел это. В то же время, я не собирался показывать ничего подобного при даме.
— Благодарю, я совершенно здоров.
— Тогда, на вашем месте, я бы попыталась избавиться от такого совершенства; немного несовершенства пошло бы вам на пользу.
— Боюсь, я не из тех, кому вообще что-то идет на пользу: разве я не признался вам в этом вчера?