Жуки в муравейнике. Братья Стругацкие

Любопытно, что с самого начала повесть не раскрывает нам своей истинной грубости и резкости. Действие идет весьма пристойно, лаконично и плавно. Вторая глава повести навевает нам нотки «Лолиты» (1955 г.) Набокова (тому способствует тандем Жилин-Вузи, являющийся побочным тупиковым отростком главной сюжетной линии). Молоденькая и привлекательная, дочь вдовы, «девушка в короткой синей юбке и открытой белой блузке» с «длинными, стройными, гладкими загорелыми ногами», «засовывающая в рот остаток пирожка». Невероятно читать подобные строки у Стругацких. Пожалуй, это единственное произведение, где они «перестают краснеть», погружаясь в столь не характерные для их творчества детали.

Впрочем, надежда на высокий полет не только мыслей, но художественного, многогранного стиля длится не долго. Первое впечатление уже который раз снова оказывается обманчивым. Читая «Далекую Радугу» в тайне надеешься, что Стругацкие после нее изменятся и больше не начнут возвращаться к прежнему грубовато-хмурому стилю. Но нет, «Хищные вещи века» уже с четвертой главы снова вгонят в печаль, на подобие той, что я ощущал в «Попытке к бегству» и «Трудно быть богом». Снова всплывают клише по-стругацки: снова «коттеджи», снова коньяк и бренди, снова грубоватые пассажи вроде «вонючая гиена, похотливая, тупая хрюшка», «в комнату просунулась женская мордочка» (мордочка, как водится, тоже говорит именно сиплым голосом), «засядет за проект нового бомбозонда, потому что старый — дерьмо…». Снова «в комнате воняет застоявшимся табачным дымом, пепельница на столе полна окурков» и «под столом блестят батареи пустых бутылок», «водитель распахивает дверцу и его тошнит»… Снова очень корявые, стыковки однотипных предложений («— Сколько я должен? Он сказал, сколько я должен.»)

Описания атмосферы и сюжетных декораций также тошнотворные. На улицах снова все «прокурено», а тротуары покрыты «россыпями плевков», ото всюду «тянет гниющей падалью» и «тошнотворным смрадом», исходящим от «сотни мертвых крыс». Да, Стругацкие снова словно получают удовольствие от детальных описаний подобных вещей. Описания некоторых героев повести также до безобразия примитивны («Волосы были рыжие, шорты ярко-красные, а голошейка — яично-желтая»).

Но все это меркнет перед чернотой лексики диалогов, к которым прибегают авторы. «Хищные вещи века» просто ужасает грубостью слов, которые Стругацкие вкладывают в уста как второстепенным, так и главным героям. Уровень грубости зашкаливает даже среднестатистический для повестей Стругацких. («Гниды бесстыжие, — рычал он, — пр-р-роститутки… Дерьмо свинячье, стервы… По живым людям! Гиены вонючие, пархатые суки…»)

Впрочем, следует подчеркнуть, что при всей литературно-художественной бедности, произведение все же не лишено идейности, которая на этот раз не имеет ярко выраженной коммунистическо-пропагандисткой окраски. Философская ценность повести заключена в середине восьмой главы. Устами главного героя формулируется здравая максима и делающая книгу антиутопией. В определенном смысле Стругацкие развивают идею, отточенную еще в «Трудно быть богом» с той лишь разницей, что там подобные попытки главного героя были перенесены на другую планету и поэтому были высказаны не в столь резкой форме. В свою очередь, тема использования волновой психотехники для осуществления мозговой стимуляции человека у Стругацких получит более интересное развитие в «Обитаемом острове».

Нельзя не отметить, что с этой книги Стругацкие начинают еще более «псевдоусложнять» свои произведения теперь еще и выдуманными понятиями. Причем, как водится у Стругацких, пояснять их значение, следуя все тому же правилу отказа от объяснений, они, конечно же, не считают нужным.

Для того чтобы вы смогли лучше разобраться в книге мне придется приложить Вам некоторые определения, найти которые в самой книге вам не удастся. Такой литературный ход мне представляется весьма некрасивым и недружественным по отношению к читателю. И тем не менее Стругацкие на него идут, возможно надеясь на то, что данные слова начнут использоваться в разговорном языке в будущем. Их ожидания не оправдались. Введенные в книги неологизмы ни в официальном, ни даже в сленговом русском языке так и не прижились.

АРТИКИ — Люди, ратующие за «искусственный образ жизни», где все должно быть искусственное: еда, одежда, сама атмосфера бытия.

ИНТЕЛИ — подпольная общественная организация, борющаяся с наркотиками и нейростимуляторами, устраивающая шумные провокации для отвлечения людей от пагубного существования.

ПЕРШИ — граждане (и соответствующее общественное движение), отличающиеся особенностями прически.

БУНКИН — вид прически в форме пучка.

АУТЛО — жаргонное название маргиналов.

РЫБАРИ — жаргонное название общественной организации, предоставляющей желающим возможность участия в опасных для жизни приключениях, выживание в которых зависит от моральных и физических качеств участника.

ФЛЯГ — ловкий танец (жаргон).