Жуков

7 сентября 1943 года Гиммлер инструктирует командование СС и полиции на Украине: «Необходимо добиваться того, чтобы при отходе из районов Украины не оставалось ни одного человека, ни одной головы скота, ни одного центнера зерна, ни одного рельса, чтобы не остались в сохранности ни один дом, ни одна шахта, которая не была бы выведена на долгие годы из строя; чтобы не осталось ни одного колодца, который не был бы отравлен. Противник должен найти действительно тотально сожженную и разрушенную страну… сделайте все, что в человеческих силах[1], для выполнения этого». (Разрядка моя. — Авт.)

После войны, когда злодеяния фашистов стали всеобщим достоянием, мир ужаснулся. Немецкие генералы бросились сочинять легенды о том, что чудовищные зверства — дело-де рук нацистов, а вермахт только воевал. Реальная в первые послевоенные годы угроза судебной ответственности подстегивала пыл мифотворцев. Но не кто другой, как генерал-фельдмаршал Манштейн 11 сентября 1943 года отдал приказ по вверенным ему войскам: «Опыт, полученный при оставлении территорий, показывает, что основная часть населения не желает добровольно уходить с немецкими войсками… Только строжайшие меры войск позволят нам увести с собой сотни тысяч людей, скот и зерно… Любыми средствами добиваться того, чтобы сельское население вместе с лошадьми и крупным рогатым скотом уходило на запад… Люди, способные носить оружие, любыми средствами должны быть собраны и партиями отправлены в тыл… Материальные ресурсы, которые не могут быть вывезены в тыл, должны быть уничтожены любыми средствами».

Все они — эсэсовские палачи в черной форме и солдаты вермахта в мышиных мундирах — ревностно выполняли предписанное. Они, бежавшие на фронте от Красной Армии, вымещали злобу на тех, кто оказывался в их власти, — мирных жителях. Они прекрасно понимали, что в приказе Манштейна туманно именовалось «любыми средствами»: освобождение от всякой ответственности и поощрение убийства. Эта черно-серая нечисть расстреливала направо и налево. Они не выдерживали боя лицом к лицу с Красной Армией и с садистским удовлетворением всаживали пули в беззащитные и беспомощные жертвы.

Вторая половина лета и осень 1943 года беспримерны в истории Великой Отечественной по нашим потерям. Июльские и августовские предупреждения Жукова о том, что основная задача вермахта обескровить Красную Армию, видимо, не убедили Ставку. Результат: если принять наши среднемесячные потери в ходе всей войны за 100, то пик их приходится на июль — 145, август — 175, сентябрь — 135 1943 года. Для сравнения: в разгар битвы под Москвой около 100, в летнюю кампанию 1942 года — 130, при освобождении Белоруссии летом 1944 года — 140, в завершающих битвах войны, включая взятие Берлина, — 120. Данные начальника Главного военно-санитарного управления Красной Армии генерал-полковника Е. И. Смирнова, к сожалению, в индексах, а не в абсолютных цифрах. Тенденция тем не менее ясна — три месяца; июль, август и сентябрь 1943 года — не имеют равных за всю войну по количеству павших и раненых наших бойцов и командиров. Погибших и искалеченных именно в результате выполнения вермахтом директивы гитлеровского руководства — подорвать живую силу Красной Армии.

Вплоть до лета 1943 года Гитлер запрещал строить крупные оборонительные полосы глубоко в тылу вермахта на советско-германском фронте. После разгрома под Москвой он вывел закономерность: войска, зная о подготовленных позициях за спиной, обязательно прибегут к ним. 8 июля в разгар Курской битвы министр вооружений Шпеер с удовлетворением записывает: «Отказавшись от прежней точки зрения, фюрер теперь полностью согласен — необходимо ускорить строительство «Восточного вала». Серьезнейшая директива. Из Германии пошли на восток эшелоны с оборудованием, за дело взялась подчиненная Шпееру военная строительная организация «Тодт».

11 августа германский генеральный штаб окончательно определил, где пройдет «Восточный вал»: по линии река Молочная —. Днепр — река Сок — Орша — Витебск — Псков — Нарва. На самом угрожающем участке — Днепре — укрепления по западному, высокому, берегу реки постановили закончить к 15 ноября 1943 года.

Совершенно правильно, по мнению Жукова, Ставка требовала «принять все меры к быстрейшему захвату Днепра и реки Молочной, с тем чтобы противник не успел превратить Донбасс и Левобережную Украину в пустынный район. Это было правильное требование, так как гитлеровцы, отступая, в звериной злобе предавали все ценное огню и разрушению. Они взрывали фабрики, заводы, превращали в руины города и села, уничтожали электростанции, доменные и мартеновские печи, жгли школы, больницы. Гибли тысячи людей, женщин, стариков».