Жуков

Но куда бы ни бросали Жукова приказы Верховного и фронтовые дела, в редчайших промежутках между боями он мысленно обращался к семье. В немногие часы, проведенные в ее кругу в Москве, грозный полководец мог долго беседовать о домашних пустяках или, водрузив на колени баян, с шутливо-серьезным и озорным видом потешать близких. У них были разные мнения о музыкальном даровании баяниста-самоучки, особенно у младшей дочери Эллы, о чем она — а в 1943 году ей было шесть лет — с детской бесстрашностью говорила отцу.

Они всегда жили просто, семья Жуковых, сохранив быт красных командиров двадцатых. Немногое изменилось в ее привычках и тогда, когда имя Г. К. Жукова гремело на весь мир. Личная скромность решительно во всем на фоне эпохальных событий, потрясавших мир.

События эти, конечно, господствовали над жизнью дружной семьи Жуковых. Жена и дочери гордились мужем и отцом, который приезжал опаленный войной, приносил в дом дыхание фронта. Не в том смысле, что к семье возвращался воин, расстегивавший портупею и откладывавший на время оружие. Нет, Жуков терпеть не мог носить при себе оружия, и особенно дома. В прошлом кавалерист, он имел несколько сабель, подаренных ему по разным поводам, но не развешивал их на ковре на стене, а держал далеко упрятанными и чулане.

Война оживала в рассказах Георгия Константиновича близким. Иногда он привозил фотографии с фронта, на некоторых были запечатлены зверства гитлеровцев. Более чем через сорок лет Элла Георгиевна помнит, как будто это было вчера, жуткий снимок — труп русской девочки, растерзанной немецкой солдатней на Смоленщине. Георгий Константинович говорил о зверской жестокости захватчиков, убивавших мирных жителей, не повышая голоса, даже спокойно, разъяснял, что творящие это давно потеряли человеческий облик. По всей вероятности, он пытался держать себя в руках, не дать волю чувствам, веря, что для руководства боевыми действиями нужно хладнокровие. На командном посту нет места эмоциям.

Жуков писал семье с фронта мало, чаще говорил по телефону. Еще меньше сохранилось его писем. Сохранились две весточки с Ленинградского фронта в сентябре 1941 года. Первая — записка с нарочным: «Мы победим!», вторая:

«Здравствуйте, Эрочка и Эллочка! Шлю вам привет с фронта. По вашему заказу бью немцев под Ленинградом. Немцы несут очень большие потери, но стараются взять Ленинград, а я думаю не только удержать его, но и гнать немцев до Берлина.

Ну, как вы там живете?

Крепко вас целую. Ваш папа».

В разгар битвы за Москву Георгий Константинович 7 ноября 1941 года пишет Александре Диевне из деревни Перхушково, где стоял штаб Западного фронта: «Шлю вам свой привет и поздравляю с 24-й годовщиной Великой Октябрьской революции. Привет матери и остальному колхозу. Как вы там живете? Я живу по-прежнему. Выполняю приказ правительства: бьем врага и не допустим его до Москвы. Принимаем все меры, чтобы в дальнейшем не допустить его к нашей столице.

Выпал снег. Гитлеровцам, видимо, это не по душе, т. к. они не привычны к русской зиме и снега не любят. Фашисты собирают все свои силы и, видимо, попытаются еще раз ударить на Москву. Но мы тоже не спим и готовимся их встретить, как непрошеных гостей…»

Письмо написано характерным Жуковским почерком, красным карандашом. Почему? Что, в штабе фронта не было ручек? Обратимся к воспоминаниям об отце Эры Георгиевны. В 1988 году она впервые рассказала о военном житье-бытье семьи полководца, о его характере, как видела дочь. Нашло объяснение и удивительное обстоятельство, почему Жуков писал домой карандашом:

«Наши встречи с отцом в годы, войны можно перечесть по пальцам. Самая яркая — это новогодняя встреча в Перхушково после разгрома немцев под Москвой. Он писал нам редко и писал очень кратко на небольших листочках. Эти записочки были, как правило, написаны красным или синим карандашом. По-видимому, он писал, работая с картами. Вот одна из них: «Действующая армия. 7.4.43. Эрочка, дорогая! Шлю тебе привет и пожелание хороших успехов в учебе. Твой папа Жуков».

После возвращения в 1943 году из эвакуации стало возможным изредка поговорить с папой по телефону. Иногда прилетал на день-другой в Москву. Все эти годы мы не чувствовали себя оторванными от отца…

Как-то по заказу отца нам всем четырем членам семьи были сделаны складывающиеся кошелечки, в которых были вставлены все наши фотографии. Так что каждый из нас мог в любую минуту посмотреть друг на друга. Очень эти фотографии нам нравились, и мы с Эллой их бережно сохраняем.

Думаю, что все, что я написала, отвечает на вопрос, который мне часто задают. А каким был маршал Жуков, целеустремленный и требовательный командир, как иные говорят, излишне суровый, в семье, с детьми, как говорят, во «внерабочее» время. Уверена, что при цельности своего характера он не мог быть одним на работе, а другим дома. Для этого надо было бы в какой-то мере приспосабливаться к условиям. А такой черты характера у отца вообще не было.