Жуков

30 сентября Рокоссовский принял командование Донским фронтом (так был переименован Сталинградский фронт). Жуков работал в штабах и войсках как этого фронта, так и созданного севернее к концу октября Юго-Западного фронта под командованием Н. Ф. Ватутина. Оба, и Рокоссовский и Ватутин, — волевые военачальники, обладавшие сильными характерами. Они знали службу и, став командующими, высоко ценили свои посты и права.

Иной раз положение Г. К. Жукова, заместителя Верховного Главнокомандующего, оказывалось сложным. Донской фронт продолжал оттягивать на себя значительные силы врага от города. Следовательно, все атаковал, но безуспешно. Сколько раз Жукову не терпелось вмешаться, но он держал себя в руках и только в крайних случаях тактично советовал, как поступить Косте, как он звал с молодости Рокоссовского.

Прямые приказы Жукова в это время на фронте — редкость и отдавались только в крайних случаях. Один из таких — случаев приходится на начало октября. Командующий авиацией дальнего действия Голованов получает указание из штаба ВВС: «Жуков приказал в ночь на 2.10.42. авиации дальнего действия:

1. Уничтожить авиацию противника на аэродроме Обливская…

2. Уничтожить бомбардировщики противника на аэродроме Морозовский.

3. Нарушить подвоз: бомбардированием железнодорожного узла и эшелонов на станции Лихая…

Тов. Жуков считает: на Сталинградском направлении действует очень мало самолетов».

Далеко не все понимали тогда поведение Жукова, иногда казавшегося сторонним наблюдателем. Зачем Жуков на фронте? Проводит рекогносцировки, часами просиживает на передовой…. Аналогичные вопросы и по поводу пребывания начальника Генерального штаба А. М. Василевского в войсках Сталинградского фронта, как стал именоваться Юго-Восточный фронт.

Ни словом, ни намеком Жуков и Василевский не дали понять, что они отрабатывают детали будущей грандиозной операции. Помнили, ни на секунду но забывали категорический приказ Сталина ничего и никому не сообщать на месте о подготовке контрнаступления, даже членам ГКО!

Подготовка разгрома гитлеровцев под Сталинградом шла своим ходом. Уже в начале октября Верховный сделал пометку «утверждаю» на карте-плане контрнаступления, подписанном Г. К. Жуковым и А. М. Василевским. План, зашифрованный под кодовым названием «Уран», предусматривал концентрическими ударами из района Серафимовича (северо-западнее Сталинграда) и из дефиле озер Цаца и Барманцэк (южнее Сталинграда) в направлении на Калач окружить 6-ю и 4-ю танковую немецкие армии, увязшие в руинах города.

Но это всего-навсего общая идея, которую нужно отработать в сотнях и тысячах деталей. Для Жукова — напряженная работа в войсках, частые полеты в Москву и обратно, доклады Сталину, совещания с руководством Генштаба. Все в глубокой тайне, срочно, сверхсрочно. Ничего нельзя откладывать. Чуть не каждую неделю повторялось одно и то же. Машина Жукова подкатывает к транспортному Ли-2, а по аэродрому уже идут на взлет истребители сопровождения — четыре-шесть машин. Впрочем, он скоро положил конец полетам с эскортом: истребителям должно воевать, а не жечь горючее, сопровождая его. О более чем возможном нападении фашистских самолетов он не думал. Наверное, фаталист…

Да и без «мессершмиттов» полеты иногда едва не кончались катастрофой. Как-то стояла нелетная погода. Рискнул вылететь в Москву по своим делам А. Е. Голованов, командующий авиацией дальнего действия. Жуков, срочно вызванный в Ставку, отказался от своего самолета и сел в машину Голованова, а тот сам взялся за штурвал. Увязавшиеся было с ними истребители сопровождения минут через 10–15 повернули назад.

— На подлете к Москве, — рассказывал Голованов, — самолет вдруг начал терять высоту. Я добавил мощности моторам. На некоторое время полет выровнялся. Потом — опять снижение. Еще добавил мощности. Высота стабилизировалась, но ненадолго.

Оледенение потом оказалось бугристое! Сколько можно требовать мощности у моторов, о Центральном аэродроме нечего и думать, плюхнулись на полном газу рядом с ближайшим. Голованов решил, что Жуков «так и не понял ничего. Только извинились перед ним, что немного до дому не довезли». Понял все Георгий Константинович, отлично понял. Только заботило главное — на случайной машине в Москву, в Кремль. В другой раз, несмотря на туман, окутавший столицу, Жуков приказал садиться на Центральном аэродроме в Москве: Сталин ждал.

«Пролетая над Москвой, — писал Жуков, — мы неожиданно увидели в 10–15 метрах от левого крыла горловину фабричной трубы. Я взглянул на летчика, он, что называется, не моргнув глазом, поднял самолет чуть выше и через 2–3 минуты повел самолет на посадку. Когда мы приземлились, я сказал:

— Кажется, счастливо вышли из той ситуации, про которую говорят «дело — труба»!

Улыбаясь, он ответил:

— В воздухе все бывает, если летный состав игнорирует погодные условия.

— Моя вина! — ответил я летчику, пожав при этом ему крепко руку».