Читаем Жуков. Маршал на белом коне полностью

Я ему ответил: “Ты что же, Иван Степанович, перепугался и стал открещиваться от дружбы со мной? А вообще-то я тебя не понимаю. Ты же Маршал Советского Союза, член ЦК, знал хорошо всё то, что говорилось обо мне, что является фальшью, сфабрикованной против меня с определённой целью. Как же ты не возражал против всей этой затеи? Что касается твоего приглашения заходить в Министерство обороны, думаю, что мне там делать нечего”.

Ввиду того, что прохожие, узнавая нас, стали останавливаться, мы распрощались. Конев сел в машину, я пошёл пешком проветриться после такого неприятного разговора.

После исключения из Президиума всей группы Молотова-Маленкова из Президиума ЦК были выведены Кириченко, Аристов, Игнатов, Фурцева, Поспелов.

Из старой гвардии в Президиуме остался один Микоян. Ну, он старый дипломат… Никто так не умеет ориентироваться в обстановке и приспосабливаться к ней, как А. И. Микоян.

В постановлении Пленума ЦК было сказано о предоставлении мне другой работы, но это постановление не было выполнено, и я, вполне работоспособный, был уволен в отставку.

После моего увольнения в отставку длительное время на страницах печати, в выступлениях, лекциях и пр. мою деятельность стараются изобразить в искажённом виде, приписывая ряд не существовавших в жизни отрицательных моментов.

Но я могу сказать большое спасибо партии и народу за то, что ко мне по-прежнему, с должным уважением, относятся большинство советских людей и коммунистов».

Офицеры охраны рассказывали, что, когда Жуков вышел к машине, на лице его были красные пятна, «каких они не видели на фронте». Он посмотрел на своих верных сослуживцев и махнул рукой: домой. Но на машине не поехал. Вышел из Кремля и пошёл домой пешком.

Офицер охраны Николай Пучков рассказывал: «В Кремле вчерашние друзья-подхалимы в золотых погонах ушли за Царь-пушку, дабы избежать встречи с разжалованным министром обороны. Дома, на улице Грановского (Романов переулок), Георгий Константинович принял снотворное, а проснувшись через четыре часа, покушал и сказал мне: “Николай Иванович, давай поедем на дачу”. Как обычно, Жуков сел рядом с шофёром. На Рублёвском шоссе при повороте направо Георгий Константинович спросил: “Что это за машина едет за нами по пятам?” Отмечу, маршал ни разу не оборачивался на протяжении всей дороги. Сидел он прямо, как на Пленуме, где не перевёл взгляда на клеймивших его позором выступавших товарищей. Шедший у нас на хвосте семиместный старый “ЗиС” остановился неподалёку от жуковской дачи в Сосновке. Проводив Жукова, я вышел узнать, кто нас сопровождал в пути, и обратился к сидевшим в автомобиле: “Ребята, вы зачем ехали за маршалом?” — “Мы его охраняем”, — пробасил один из молодцов. Я продолжал: “Прошу вас доложить начальству, что Жуков не просил дополнительной охраны и никуда отсюда не поедет ни завтра, ни послезавтра. Так он велел передать вам”. Со двора дачи через щёлку в высоком заборе я наблюдал за сотрудниками органов госбезопасности. Один из них отлучался минут на двадцать, видимо, ходил звонить. Когда он вернулся, машина развернулась и уехала».

Не смогла существовавшая система выдержать на своих плечах такой глыбы, как Жуков. Военным, преуспевшим после Победы в карьере, званиях и должностях, бельмом на глазу сияла его слава первого маршала. Хрущёв побаивался, что неуправляемый Жуков рано или поздно обнародует факты его непосредственного участия в репрессиях 1930-х и 1940-х годов. На пленуме, разоблачая Молотова, Маленкова, Кагановича, он привёл убийственные факты, которые буквально взорвали заседание. После того как Жуков обнародовал документы из архива Военной коллегии трибунала и архива ЦК, свидетельствующие о том, что с 27 февраля 1937 года по 12 ноября 1938 года НКВД получил от Сталина, Молотова и Кагановича санкции на расстрел 38 679 человек, — после этой бомбы судьба «антипартийной группы» была решена. Маршал выступал эмоционально, резко, по-солдатски прямо называя вещи своими именами. В адрес Кагановича бросил такую реплику: «Ему за решёткой сидеть, а не в ЦК!»

Но Хрущёв-то прекрасно знал, что рядом с визами Сталина, Молотова и Кагановича стояла и его подпись. Просто Жуков по известным причинам умолчал об этом. Пока…

Молчание такого человека, как Жуков, — мина замедленного действия. Чтобы она не рванула и не снесла окружающим головы, Хрущёв обезвредил её самым вероломным образом — отправил Жукова в отставку. Теперь у маршала не было того жала, которого Хрущёв так опасался. Но кто его знает…

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное