Жуков так вспоминал об этом времени: «13, 14, 15 сентября для сталинградцев были тяжелыми, слишком тяжелыми днями. Противник, не считаясь ни с чем, шаг за шагом прорывался через развалины города все ближе и ближе к Волге. Казалось, вот-вот не выдержат люди. Но стоило врагу броситься вперед, как наши славные бойцы 62-й и 64-й армий в упор расстреливали его. Руины города стали крепостью. Однако сил с каждым часом оставалось все меньше. Перелом в эти тяжелые и, как временами казалось, последние часы был создан 13-й гвардейской дивизией А. И. Родимцева. После переправы в Сталинград она сразу же контратаковала противника. Ее удар был совершенно неожиданным для врага. 16 сентября дивизия А. И. Родимцева отбила Мамаев курган…»
В боях за Сталинград отличились многие советские воины – можно вспомнить ставшего живой легендой сержанта Якова Павлова, защищавшего названный его именем дом; командира пулеметной роты, капитана Рубена Руиса Ибаррури (сына лидера Коммунистической партии Испании Долорес Ибаррури); Василия Зайцева, снайпера 62-армии; Александра Кузнецова, командира стрелкового батальона; летчика Гавриила Игнашкина; капитана Сергея Павлова, командира танковой роты; старшего сержанта Георгия Хачина, наводчика отдельной артиллерийской бригады; лейтенанта Эдуарда Утукина, командира стрелкового взвода…
Жуков упрекал маршала Чуйкова за то, что тот в своих послевоенных воспоминаниях «не счел нужным отдать должное своим боевым товарищам – воинам 24, 1-й и 66-й армий Сталинградского фронта, 16-й воздушной армии и авиации дальнего действия, тем, кто, не считаясь ни с какими жертвами, оказали бесценную помощь Сталинграду в это тяжкое время».
А вот что писал о Сталинградской битве немецкий офицер, находившийся в армии Паулюса: «В то же время части нашего корпуса понесли огромные потери, отражая в сентябре яростные атаки противника, который пытался прорвать наши отсечные позиции с севера. Дивизии, находившиеся на этом участке, были обескровлены, в ротах оставалось, как правило, по 30–40 солдат».
В момент затишья на командном пункте 1-й гвардейской армии собрались Жуков, Еременко, Хрущев, Голованов, Гордов и Москаленко – чтобы обсудить ситуацию вокруг Сталинграда и дальнейшие действия.
Жуков даже там лишнего не говорил: «Поскольку Верховный предупредил меня о сохранении в строжайшей тайне проектируемого плана большого контрнаступления, разговор велся главным образом об усилении войск Юго-Восточного и Сталинградского фронтов. На вопрос А. И. Еременко о плане более мощного контрудара я, не уклоняясь от ответа, сказал, что Ставка в будущем проведет контрудары значительно большей силы, но пока что для такого плана нет ни сил, ни средств».
При подготовке операции «Уран» Жуков постарался учесть недостатки недавнего контрнаступления под Москвой. Там, где должны были быть нанесены главные удары, концентрировалась артиллерия, способная подавить оборону противника и справиться с его танками. Огромные массы войск и техники перегруппировывались в обстановке глубокой тайны. Задействовано было тридцать тысяч автомобилей и почти полторы тысячи железнодорожных вагонов. Немецкая разведка не обнаружила происходившее, и к середине ноября перегруппировка была завершена. А противник пока еще утешал себя уверенностью, что «русские в ходе последних боев были серьезно ослаблены и не смогут зимой 1942/43 года располагать такими же силами, какие имелись у них в прошлую зиму».