Жуков. Портрет на фоне эпохи

Мехлис почти ничего не знал о ситуации, так же как и начальник штаба фронта Анисов, присутствовавший при встрече. Жуков оставил их на месте и, сев в «Бьюик», продолжил поиски. Бучин следовал за ним на ГАЗ-61. Жуков решил осмотреть окрестности города Юхнова на реке Угре, занимавшего важное стратегическое положение на пути в Москву. Там должна была находиться 43-я армия из второго эшелона фронта. Дороги разбиты. При переезде через реку «Бьюик» заглох. Его вытащили с помощью ГАЗа. Георгий Константинович пересел в машину Бучина. «Жуков каким-то неведомым чутьем отыскивал очередной штаб, они были замаскированы от врага, а в данном случае и от своих. Чем дальше мы ехали по прифронтовой полосе, тем больше Георгий Константинович мрачнел. После переезда Нары машина охраны отстала, и наш доблестный ГАЗ-61 в одиночку рыскал по разбитым дорогам. В опустевшем Малоярославце, где, казалось, сбежали все, включая власти, у райисполкома увидели две шикарные машины. Жуков вышел, растолкал дрыхнувшего шофера и узнал, что машины маршала С.М. Буденного».

В своих «Воспоминаниях» Жуков описывает сердечную, но странную встречу. Буденный уже три дня не имел связи со своим штабом. Он явно не знал, что ему делать, в то время как подчиненные ему 200 000 бойцов и командиров погибали в котле. Он постоянно повторял, что немцы едва не взяли его в плен, что он совершенно не знает обстановку. Убедившись, что бывший командующий Конармией пребывает в полнейшей подавленности и растерянности, Жуков начал командовать Маршалом Советского Союза так, как любым из своих подчиненных: «Поезжай в штаб фронта,  – сказал я Семену Михайловичу,  – разберись в обстановке и доложи в Ставку о положении дел, а я поеду в район Юхнова. Доложи Верховному о нашей встрече и скажи, что я поехал в Калугу. Надо разобраться, что там происходит»[470]. Бучин в своих воспоминаниях описывает события совсем иначе: «Примерно через полчаса Георгий Константинович вышел, подтянутый, с каким-то пронзительным выражением в глазах. А за ним вывалился обмякший Буденный, знаменитые усы обвисли, физиономия отекшая. С заискивающим видом он пытался забежать впереди Жукова и что-то лепетал самым подхалимским тоном. Георгий Константинович, не обращая внимания, буквально прыгнул в машину. Тронулись. В зеркале заднего вида запечатлелся замерший Буденный с разинутым ртом, протянутой рукой, которую Жуков не пожал. Маршал! За ним толпились выкатившиеся из двери охранники полководца»[471].

Из Малоярославца Жуков отправился по шоссе на Рославль. Дорога вела на запад, в сторону врага. Пошел первый снежок, быстро превратившийся в дождь. В Медыни он не нашел ничего, кроме дымящихся развалин и несчастной старухи, сошедшей с ума от бомбежек. Он поехал дальше на Юхнов, но вдруг был остановлен заставой. Офицер-танкист в безукоризненной форме вежливо доложил ему, что дорога перерезана. Где-то впереди немец. Жуков прошел сотню метров и обнаружил в лесу штаб танковой бригады. Над картой стоял склонившись командир «невысокого роста, подтянутый танкист в синем комбинезоне, с очками на фуражке… Троицкий!». Жуков узнал бывшего начальника штаба 11-й танковой бригады, воевавшего под его началом на Халхин-Голе. Офицер проводил разведку. Юхнов в руках немцев. Ему известно, что под Калугой ведут ожесточенные бои остатки 43-й армии. Он был встревожен: «Стою здесь второй день и не получаю никаких указаний». Жуков приказал ему перекрыть в Медыни главную дорогу на Москву и доложить в Генеральный штаб о том, что сам он направляется в Калугу. По дороге Жуков узнал от различных частей, что наскоро формированные, зачастую по инициативе младших командиров, группы образовали завесы и устроили узлы обороны. Здесь 400 десантников удерживали часть берега Угры. Там 4000 курсантов Подольских пехотного и артиллерийского училищ под командованием лейтенанта и капитана закрыли путь на Малоярославец. В ближайшие дни почти все они были убиты или ранены, но «помогли нашим войскам выиграть необходимое время для организации обороны на подступах к Москве,  – напишет Жуков.  – В районе Калуги меня разыскал офицер связи и вручил телефонограмму начальника Генерального штаба, в которой Верховный Главнокомандующий приказывал мне прибыть 10 октября в штаб Западного фронта»[472].