План Жукова симметричен германскому: сковать центр и ударить по флангам, чтобы уничтожить две слишком далеко вперед выдвинувшиеся танковые группировки. Но, прежде чем назначить дату своего контрнаступления, Жуков должен точно определить, когда противник достигнет предела своих возможностей. Ответ дали бои 2, 3 и 4 декабря. В центре IV армия фон Клюге продвинулась на 5–9 км с двух сторон от Наро-Фоминска, но многочисленные контратаки заставили ее вернуться на исходные рубежи. На юге группа Белова заставила Гудериана отступить от Каширы на 25 км. Раздосадованный командующий II танковой армии попытался повернуть налево, чтобы окружить Тулу. Он перерезал в 12 км от города шоссе и железную дорогу, ведущие на Москву, но был остановлен стрелковой дивизией, которая контратаковала его и отрезала IV танковую дивизию. Из 1000 танков, бывших у Гудериана 1 октября, у него осталось только 100… С севера на юг 20, 5 и 33-я армии контратакуют и добиваются локальных успехов. Освобождена Красная Поляна. Теперь сомнений не осталось: немцы больше не способны наступать, их силы истощены, боевой дух подорван. Почему же им не удалось осуществить свой план захвата Москвы? – спрашивает Жуков в своих «Воспоминаниях» и сам же отвечает: «Развернув ударные группировки на широком фронте и далеко замахнувшись своим бронированным кулаком, противник в ходе битвы за Москву растянул войска по фронту до такой степени, что в финальных сражениях на ближних подступах к Москве они потеряли пробивную способность. […] При создании ударных группировок для проведения этого второго этапа операции „Тайфун“ были также допущены крупные просчеты. Фланговые группировки противника, особенно те, которые действовали в районе Тулы, были слабы… Ставка на бронетанковые соединения в тех условиях себя не оправдала. Они понесли большие потери и утратили пробивную силу. Германское командование не сумело одновременно нанести удар в центре фронта, хотя здесь у него сил было достаточно. Это дало нам возможность свободно перебрасывать все резервы, включая и дивизионные, с пассивных участков, из центра к флангам и направлять их против ударных группировок врага»[529]
.2 или 3 декабря Жуков вместе с командиром кавалерийского корпуса Беловым прибыл к Сталину. Очевидно, для обсуждения, в числе прочих вопросов, важной роли, отводившейся корпусу Белова в предстоявшем контрнаступлении. В 1963 году Белов расскажет об этой встрече[530]
: «Я не видел его [Сталина] с 1933 года. С тех пор он сильно изменился: передо мной стоял человек невысокого роста с усталым, осунувшимся лицом. За восемь лет он постарел, казалось, лет на двадцать. В глазах его не было прежней твердости, в голосе не чувствовалось уверенности. Но еще больше удивило меня поведение Жукова. Он говорил резко, в повелительном тоне. Впечатление было такое, будто старший начальник здесь Жуков. И Сталин воспринимал это как должное. Иногда на лице его появлялась даже какая-то растерянность. Верховный ознакомился с планом намечаемого контрудара, одобрил его. Выделил для участия в операции группу из трех авиадивизий. Потом были уточнены сроки. Верховный Главнокомандующий приказал отложить начало наступления на сутки». Наверное, рассказ не свободен от преувеличений, но в нем сказано главное: сдержав наступление, Жуков окончательно завоевал доверие Сталина и право голоса.Историческое контрнаступление
Вечером 4 декабря столбик термометра опустился до – 35 °C. Вот уже почти неделю люфтваффе практически не совершали вылетов из-за пасмурной погоды и снега с метелью. Жуков назначил наступление своего фронта на 6 декабря, на сутки позже фронта Конева и на четыре дня раньше фронта Тимошенко. Немцы не имели никакого представления о том, что готовится. Они полагали, что их противник так же истощен, как они сами. 2 декабря Гальдер записал в своем дневнике: «В его [советского командования] распоряжении нет больше никаких новых сил». Немецкая разведка совершенно не сумела вскрыть сосредоточение шести резервных армий, хотя три из них – 20-я, 1-я ударная и 10-я – входили в соприкосновение с германскими войсками.
Настал великий момент, которого ждали с 22 июня 1941 года. Напряжение достигло высшего предела. Сталин метался по своему кремлевскому кабинету, точно медведь по клетке. Казьмин, офицер для особых поручений при Жукове, в ночь с 4 на 5 декабря находился рядом с генералом.
«До какого предела тогда он был взвинчен, можно судить по такому примеру. 4 декабря в штабе фронта шло совещание командующих армиями. Позвонил Сталин. Слушая его, Жуков нахмурил брови, побелел. Наконец отрезал:
– Передо мной две армии противника, свой фронт. Мне лучше знать и решать, как поступить. Вы можете там расставлять оловянных солдатиков, устраивать сражения, если у вас есть время.
Сталин, видно, тоже вспылил. В ответ Жуков со всего маху послал его подальше!