Жуков. Портрет на фоне эпохи

Выходя из штабного вагона Мулина, Жуков, должно быть, задавался вопросом, насколько велики его шансы выжить. 22 июля 1937 года он был назначен на должность командира 3-го кавалерийского корпуса. Успокоило ли его это назначение? А как оно могло его успокоить? Через несколько недель после этого он узнал об арестах Ковтюха, Вайнера, Рокоссовского, потом его заместителя, Александра Горбатова, вместе с которым он будет воевать в Великую Отечественную войну.

Судьба Горбатова является ярким примером причудливой извилистости жизненного пути некоторых военных во время Большого террора. В сентябре 1937 года он был исключен из партии. В марте 1938 года восстановлен, затем назначен заместителем Жукова, командовавшего тогда 6-м кавалерийским корпусом. Новый поворот судьбы: арест в октябре 1938 года. Даже под пытками он отказался подписать ложные признания и оклеветать других людей. Приговоренный к двадцати годам лагерей (неточность авторов. Сам Горбатов пишет в мемуарах: «Меня снова ввели в зал и объявили приговор: пятнадцать лет заключения в тюрьме и лагере плюс пять лет поражения в правах» – Горбатов А.В. Годы и войны. М.: Воениздат, 1989. С. 128. – Пер.), он был освобожден 5 марта 1941 года. В начале войны был заместителем командира корпуса, входившего в состав 19-й армии, которой позднее командовал Рокоссовский. Он дослужится до звания генерал-полковника, станет Героем Советского Союза, а войну закончит в должности коменданта Большого Берлина.

В своих мемуарах и Рокоссовский, и Василевский, и Жуков очень тепло отзываются об Александре Горбатове. Не было ли это выражением их восхищения стойкостью одного из немногих офицеров, ни на кого не писавшего доносов? В своих собственных воспоминаниях – «Годы и войны»[207] – Горбатов описал страшную атмосферу, создавшуюся в армии в период Большого террора, когда многие доносили друг на друга, когда старшие командиры унижались, даря лошадей особистам – то есть сотрудникам особых отделов НКВД в армии. Много места отведено фантасмагорическим разговорам, услышанным им в тюремных камерах. Заключенные убеждали его, что лучше подписать признание и доносить, доносить без остановки, потому что чем больше людей будет арестовано, тем скорее руководители страны поймут, что Ежов – платный агент врагов Советского Союза. После вынесения приговора Горбатова отправили в Магадан – самое страшное место ГУЛАГа, откуда он писал письма Сталину, не получив ответа ни на одно. Затем его этапировали в Москву, пересмотрели дело и освободили, ничего не объяснив. На следующий день он был вызван к Тимошенко, занимавшему тогда пост наркома обороны. Тот принял его сердечно и сообщил, что распорядился выплатить ему содержание по занимаемой должности за все тридцать месяцев «отсутствия». Потом, с фальшивым видом, который восхитил бы Кафку, объявил вернувшемуся из Магадана вчерашнему заключенному, что тот получит путевку в «шикарный» санаторий, чтобы восстановить силы после «продолжительной и опасной командировки».

Знает ли Сталин, что происходит?

Эти возвращения в строй – а в армию таким образом будут возвращены 10 000 офицеров – имели ясную цель: помогать и этим людям, и их коллегам оставаться сталинистами, веря, что хозяин Кремля не знает о происходящем, что вина за все ложится на горстку руководящих работников НКВД. Тот же Рокоссовский, который был арестован и подвергался на допросах жестоким избиениям, всю жизнь будет говорить о Сталине с восхищением. Он даже заявит, что забыл, что ему выбили зубы[208]. В интервью, данном им Владимиру Поликарпову 8 октября 1966 года[209], он рассказал о своем приезде на дачу Сталина летом 1948 года. Они откровенно обсудили репрессии 1937 года. Сталин будто бы сказал своему собеседнику, что ему стыдно смотреть ему в глаза. Перед отъездом Рокоссовского и его супруги Сталин подарил жене маршала букет роз. Поликарпов выразил свое удивление тому, с каким волнением Рокоссовский вспоминал об этом эпизоде двадцатилетней давности. Со слезами на глазах старый маршал пояснил, что Сталин сам срывал розы, и поэтому его руки были в крови от уколов шипов.