Жуков. Портрет на фоне эпохи

Общим во всех этих поражениях было то, что наступательный порыв увлекал войска слишком далеко, при пренебрежении к вопросам снабжения и при незнании намерений противника. Верховный знал, что партия может быть проиграна за один ход в тот момент, когда считаешь, что решающая победа у тебя уже в руках[673]. Кроме того, он не хотел рисковать по политическим соображениям. Поражение в 1945 году могло развязать руки англо-американцам и иметь серьезные последствия для его планов установления контроля над Восточной и Центральной Европой. Штеменко, человек номер два в Генштабе, признаёт это с замечательной откровенностью: «Нелишне, мне кажется, еще раз вспомнить здесь о политических маневрах руководства фашистской Германии. Ведь именно в это время [февраль 1945 года] оно активно нащупывало пути для заключения сепаратного мира с США и Англией. Многие из главарей Третьего рейха плели сложную паутину переговоров в расчете на то, чтобы поссорить членов антигитлеровской коалиции, выиграть время и добиться от наших союзников сделки с фашизмом за спиной СССР. В такой обстановке, накладывавшей особую историческую ответственность за каждое решение, нельзя было действовать опрометчиво. Ставка, Генеральный штаб, военные советы фронтов снова и снова сопоставляли наши возможности с возможностями противника и в конечном счете единодушно пришли к прежнему выводу: не накопив на Одере достаточных запасов материальных средств, не будучи в состоянии использовать всю мощь авиации и артиллерии, не обезопасив фланги, мы не можем бросить свои армии в наступление на столицу Германии. Риск в данном случае был неуместен. Политические и военные последствия в случае неудачи на завершающем этапе войны могли оказаться для нас крайне тяжелыми и непоправимыми»[674].

Сталин мог себе позволить такую осторожность, поскольку, как он полагал, у него еще было время. Ведь наступление немцев в Арденнах сильно нарушило планы англо-американцев. 7 февраля 1945 года западные союзники вышли к Рейну только в Нимвенгене и в Эльзасе. Начатые как раз в этот момент Монтгомери операции-близнецы «Веритабль» и «Гренада» шли с огромным трудом: союзники с трудом продирались через рейхсвальд (Имперский лес) и минные поля, покрывавшие левый берег Рейна. Американским танкам «Шерман» до Берлина было 550 км… а советским T-34 – всего 65.

Со 2 февраля Жуков заметил, что немецкое сопротивление не подавлено. Люфтваффе бросили все имевшиеся средства против его плацдармов, которые к тому же выдержали 30 наземных контратак. Крепость Кюстрин – разделяющую два плацдарма – невозможно было взять без осады по всем правилам. Взгляд на карту, отражающую расположение войск 1-го Белорусского фронта, показывает реальную ситуацию на фронте. На Одере, на берлинском направлении, у Жукова осталось всего четыре армии, из которых две вынуждены были две трети своих сил бросить на подавление сопротивления Позена и Кюстрина. В целом две трети сил и 90 % танков фронта со 2 февраля находились не на Одере, а на флангах. Жукову определенно не хватило бы сил для захвата огромного города, защищенного с востока поясом озер и лесов шириной 50 км.

Продвижение на Берлин замедлили и другие факторы. Прежде всего, трудности со снабжением войск. Чтобы доставить все необходимое фронту, грузовикам приходилось преодолевать путь в 600 км по польской равнине, ставшей непроходимой из-за ранней оттепели. Не было боеприпасов, не было горючего. И ни одной бетонной взлетно-посадочной полосы, куда могли бы садиться тяжелые транспортные самолеты. Колонны грузовиков тащились со скоростью 10 км/ч; поездка с расположенных на Висле складов до фронта и обратно занимала двенадцать дней. Так стоит ли удивляться тому, что Красная армия остановилась после рывка на 500–600 км? Разве не по такому же сценарию проходили масштабные наступления лета 1944 года? Даже американская армия, чей тыл и снабжение были организованы много лучше, была вынуждена сделать двухмесячную паузу, пройдя по Франции такое же расстояние.

На проходившей в конце 1945 года военно-научной конференции генерал-майор Генштаба Енюков, разделявший те же самые взгляды, которые Чуйков выскажет двадцатью годами позже, спросил Жукова о причинах остановки на Одере. Ответ был откровенным, но менее категоричным, чем во время полемики 1960-х годов: «Можно было пустить танковые армии Богданова [командующий 2-й гвардейской танковой армиией] и Катукова [командующий 1-й гвардейской танковой армией] напрямик в Берлин, они могли бы выйти к Берлину. Вопрос, конечно, смогли бы они его взять, это трудно сказать. […] Но, товарищ Енюков, назад вернуться было бы нельзя, так как противник легко мог закрыть пути отхода. Противник легко, ударом с севера прорвал бы нашу пехоту, вышел на переправы р. Одер и поставил бы войска фронта в тяжелое положение. Еще раз подчеркиваю, нужно уметь держать себя в руках и не идти на соблазн, ни в коем случае не идти на авантюру. Командир в своих решениях никогда не должен терять здравого смысла»[675].