Жуков. Рожденный побеждать

Кстати, командующий Юго-Восточным (позднее Сталинградским) фронтом А. И. Ерёменко и член военного совета фронта Н. С. Хрущев утверждали, что они также представляли в Ставку план будущего контрнаступления. «Как возникла мысль об окружении там противника? — вспоминал Хрущев. — Не говорю, что она возникла только у нас, то есть у меня и Ерёменко, нет, она, возможно, возникала и у других. Но, в целом, этот вопрос назрел. Чем это было вызвано? А вот чем. Бои на Сталинградском фронте затянулись. Противник сосредоточил усилия на довольно узком направлении. Это говорило о его слабости: на широком фронте он наступательных операций вести не мог и бросал живую силу в город, как в мясорубку… Как правило, разведка работала добросовестно и докладывала правильно. Она сообщала, что за Доном войск противника нет… В целом, наши войска прочно держали линию обороны, она была уже подоборудована. Это вновь нас подбодрило. Мы видели, что имеем возможность нанести удар на флангах противника и изменить положение дел под Сталинградом. Тогда мы с Ерёменко написали Сталину докладную, где высказали свое мнение. Это мнение сводилось примерно к следующему: по нашим данным, включая данные той разведки, которую мы забрасывали в тыл противника, и разведки боем, которой мы прощупывали устойчивость обороны противника, — у немцев за Доном пусто; сил, на которые они могли бы опереться, там нет. Мы не знаем, чем располагает Ставка, но если найти войска, которые можно было бы сосредоточить восточнее Дона, и ударить отсюда к Калачу, а нам с юга ударить по южному крылу противника, то можно было бы окружить врага, который ворвался в город и ведет бои в самом Сталинграде. Чем располагала Ставка и были ли у нее такие возможности к тому времени, мы просто не знали. Знали только, что нам очень тяжело и что нам дают подкреплений очень мало. А если нам дают мало, значит, давать нечего. Так мы думали. И у нас возникла мысль — не ломимся ли мы в открытую дверь, потому что не знаем реального положения, которое сейчас сложилось в стране?..» ^{372}

Нет, в открытую дверь Никита Сергеевич не ломился — с планом его ознакомились. Но замысел Хрущева не вдохновил Ставку. Не поняли там, почему контрнаступление нужно начинать именно в то время, когда установится «полнолуние и ночь становится светлой». Но насторожила всех скромность запросов для ударной группировки: «танков КВ — 10, Т-34–48, Т-70–40». Впрочем, для поддержки кавалерийского корпуса, который должен был в операции «сыграть решающую роль», и этого было бы достаточно.

О своем общении с Хрущевым и Ерёменко по поводу плана окружения немецких войск под Сталинградом Жуков вспоминает следующее: «В момент затишья по приказу Верховного на командный пункт 1-й гвардейской армии приехали А. И. Ерёменко и Н. С. Хрущев… Поскольку Верховный предупредил меня о сохранении в строжайшей тайне проектируемого плана большого контрнаступления, разговор велся главным образом об усилении войск Юго-Восточного (с 27 сентября — Сталинградский. — Авт.) и Сталинградского фронтов. На вопрос А. И. Ерёменко о плане более мощного контрудара я, не уклоняясь от ответа, сказал, что Ставка в будущем проведет контрудары значительно большей силы, но пока что для такого плана нет ни сил, ни средств» ^{373}.

Жуков, находясь в Москве и занимаясь вопросами, связанными с разработкой плана будущего контрнаступления, вынужден был решать и массу других задач в качестве первого заместителя наркома обороны. 26 сентября он утверждает Положения «О штрафных батальонах действующей армии» и «О штрафных ротах действующей армии» ^{374}. Они были введены в действие 28 сентября приказом № 298 заместителя наркома обороны СССР армейского комиссара 1-го ранга Е. А. Щаденко.

Штрафные батальоны (роты) создавались с «целью дать возможность лицам среднего и старшего командного, политического и начальствующего состава всех родов войск (рядовым бойцам и младшим командирам всех родов войск), провинившимся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, кровью искупить свои преступления перед Родиной отважной борьбой с врагом на более трудном участке боевых действий». Положения предусматривали, что штрафные батальоны находятся в ведении военных советов фронтов, а роты — военных советов армий. В пределах каждого фронта в соответствии со сложившейся обстановкой следовало создавать от одного до трех штрафных батальонов, которые могли придаваться стрелковой дивизии или отдельной стрелковой бригаде. В пределах каждой армии предусматривалось создание от пяти до десяти штрафных рот, которые придавались стрелковому полку, дивизии и бригаде.