— Ну, Вов, — торговец музыкой тож сразу оценил, что Шурф пламя сбил, молодец Мишка. — Свежак! Джордж Майкл — раз, «Деф Леппард» из Шеффилда два…
Ремиз полез за бумажником; перебил Армстронга:
— Шеффилд, говоришь? Это хорошо. Бабка, помню, все талдычила: лучшие ножи из Шеффилда, а бабка толк в жизни знала, до переворота выпало пожить.
Ремиз сложил коробочки с дисками одну на другую. Армстронг упрятал деньги, обратился к Шурфу:
— А ты, Миш, не интересуешься?
Шурф перебрал коробочки с дисками, полюбовался картинками, ссыпал в зев кожаной сумки музыкального жучилы.
— Крутой больно ты стал, — серьезно подытожил Шурф.
Армстронг не кручинился, Ремиз отоварился на славу, и день спекуля не пропал.
— Миш, ты пойми, искусство, брат! Облагораживает душу. А чего не сделаешь ради души разлюбезной. Духовность, брат, сейчас в цене, идет не хуже свиных отбивных.
— Ну это ты брось! — возмутился Ремиз, и все трое поняли, что шутник Армстронг перебрал в оценках. — А ну-ка я тебя посажу на общегражданский паек!
Шурф поджал губы. Ремиз опустил глаза долу, чтоб шутейные искры не выдали пустяковость устрашения. Угроза возымела действие. Армстронг отступил на шаг к стене, в немой мольбе приложил сомкнутые ладошки к груди. Все трое рассмеялись.
— Потопал, мужики. — Армстронг испарился, избегая встречи с доном Агильяром: Пачкун по причинам малопонятным терпеть не мог спекулянта. Ремиз полагал, что из-за неряшливого вида, Шурф допускал, что из-за прыщей; Пачкун проникся брезгливостью к Армстронгу, не желая, чтоб тот дотрагивался до продуктов — вдруг по воле случая кусок мяса к столу дона Агильяра попадет клейменый нечистой лапой спекуля.
Ремиз еще раз перебрал коробочки, губы его шевелились. Мишка терпеливо ждал: нельзя вторгаться во внутренний мир человека, только что отслюнявившего пятихатник в оплату своих придурей, грех не дать такому человеку миг-другой насладиться приобретенным.
Ремиз упрятал коробочки.
— Звучание, Миш, отменное… каждая струнка отдельно поет.
Шурф сдвинул свиную ляжку, отложенную Ремизом для неизвестного клиента.
— Обедать будем?
— А как же? — голосом известного актера изумился Ремиз, и то, что обычно мрачный Ремиз пытается шутить, даже ерничать, свидетельствовало, что Володька возбужден, не без грусти расстается с деньгами, что делало его в глазах Шурфа обыкновенным человеком, реагирующим на невзгоды жизни, как все, и потому достойным сострадания, как все.
— «Риони?» — уточнил Шурф.
Ремиз не расслышал.
— Поставлю кресло посреди комнаты, сяду и… будто оркестр специально для меня наяривает. Кайф… Тащусь…
Шурф протянул Ремизу дубленку с бобровым воротником — недавнее приобретение Вовки. Ремиз надел дубленку, нацепил очки в тонкой оправе, хотя зрел, как ястреб, нахлобучил твидовую шляпу с тонкими полями президент «Дженерал моторс», да и только. Шурф влез в исполосованную молниями, утыканную замками кожаную куртку, и разрубочная опустела.
Фердуева задавала инструктаж. В первом ряду, низко склонив голову, громоздился Почуваев, через два стула от него развалился, широко раскинув ноги, Васька Помреж, вообще мужчины угнездились ближе к сцене, женщины-сторожа, немногочисленные — не жаловала слабый пол Фердуева жались по стенам или в дальних рядах.
Фердуева, вся в черном, как ангел ада, сверкала глазами и бесстрастным голосом перечисляла прегрешения последних недель.
— Клиенты недовольны размещением. Для общего сведения: Пуксо Марь Ивановна застилает бельем, застиранным до дыр. У нас что нет фондов на развитие? Жадностью случившееся объясняю. Учтите! — Присутствующие понуро молчали. Раздавленная Пуксо мелко и часто дышала, как дворовый пес в жару. — В институте истории уборщицы устроили свару из-за пустых бутылок. У нас разве не отлажено, что кому причитается и по какой цене. Кто вводит новации, ярит уборщиц, нарушает договоренности? — Взгляды уперлись в розовощекого блондина с бородавкой на верхней губе. Фердуева тоже впилась в отталкивающий кругляк красноватого мяса, уродующий вполне благообразное лицо блондина. — Учтите! — Фердуева не произнесла фамилию, и все поняли, что до конца расположения Фердуевой блондин не утратил.
— Есть жалобы от клиентов, будто дерут с них, как при обеспечении девицами, а девиц и близко нет, или, хуже того, подгонят срам да и только, каких. — Фердуева глянула на Помрежа, Васька не один отвечал за девиц, но слыл непререкаемым авторитетом в поставках живности, и недовольство Фердуевой в первую очередь касалось Помрежа.
Почуваев оживился: приятно, когда коллегу протирают скипидаром; не возносись! Не считай, что подвал тебе одному подмигнул, что ты первый об нем укумекал, до ума дело довести кропотливый труд нужен, тут без хватки Почуваева не обойтись.
Фердуева листанула бумажки с пометками.