Жулики. Книга 3

– Вопрос понятен. Отвечаю. Версия только одна. Те, кто его проектировал, ввели именно в этом экземпляре автоматическую активацию через определенный период времени бездействия. Для определения его пространственных координат.

– Что же он так долго не включался? И почему зашвыривал в пирамиду объекты?

– Ну, он, может быть, во все места зашвыривал, чтобы его обнаружили. Вы ведь этого не можете знать точно? Кроме пирамиды ни где нет собственной компактной системы безопасности с видео и звукофиксацией,– возразил Сур.

– Спасибо. Ну что? В Муром? Аппаратуру в пирамиду и вперед в Москву 1793-го. Обещали Тихону помочь,-

Мишка махнул рукой, останавливая Сура, который явно собирался продолжить пояснения.– Понятно, Сур, что ни черта тебе самому не понятно, а фантазировать мы и сами умеем – будь здоров. Ну что, Серый, поехали?

– Давай!– Серега защелкал по клавишам.

– Ну вот, все на месте. Монастырь, городишко. Где Тихон?

– Здеся мы,– услышали парни его голос за спиной и, обернувшись, увидели Тихона, держащего под уздцы всех лошадей.– А телега вона стоит с сундуком,– кивнул Тихон вниз,– не поместившаяся на тропинке повозка, стояла у кромки воды и рядом с колесом стоял сундук.

– Хрен мы ее оттуда вытащим,– прикинув крутизну берега, пришел к выводу Мишка.– Бросаем. Спускаемся, монеты по мешкам рассуем и вперед с песнями в Москву. Там денег-то всего кило сто. По два пуда на брата,– Тихон уставился на него раскрыв рот:

– Кака Масква? Мы таперя че не в Америки?

– Нет, Тихон, уже почти дома. Тут верст двести, если напрямик, а если по дорогам, то триста,– Мишка запрыгнул в седло и принялся спускаться, посоветовав Тихону:

– На Маньке спускайся, а этих тут оставь. Обратно пойдем и заберем.– Серега двинулся следом, а Тихон стоял, растерянно озираясь и скребя пятерней в лохматой голове. Наконец, увидев, что парни открыли крышку сундука и перегружают монеты, махнул рукой, плюнул через плечо три раза, пробормотал:

– Сгинь нечиста, силою пречистого креста Господня",-

и забравшись на Маньку, спустился тоже.

Лошаденки, перенесенные в Россию из Америки может от резкой перемены места жительства, совсем сдали. Одна даже захромала и ждать пока они отьедятся на русской траве и придут в себя,"помолодев на двадцать лет" не стали. Сбагрили их первому попавшемуся желающему мужичку почти даром, приведя того, низкой ценой, в несказанную радость.

– От ить аказия кака,– сетовал Тихон.– Из самой Америки перли животину, чтобы задарма отдать.

– Тебе, Тихон, сейчас о семье думать уже пора, а не о клячах. Через денек уже с Маней будешь чаи гонять, если все Слава Богу. Забудь про доходяг. Как пришли, так и ушли. Халява, брат, никому пользы пока не принесла, только жаб плодит,– пытался урезонить его Серега.

– Мудрены словеса глаголешь. Нам сие не панятно. Пашто жаб? Халява? Что значит сие?– не понимал Тихон.

– Не бери в голову,– отмахнулся от него Серега.– Халява – значит бесплатно. А жаба – жадность.

– Да дежа даром?– удивился Тихон.– Я три года по Европам, да Америкам вшей кормил. А жадность и де? Жаба? Это ить не жаба – это хозяйская рассудительность, мать растудыт.

– В Москву приедем, купим тебе лошаденок покруче этих. Рысаков Орловских. Шевели копытами,– пообещал ему Мишка.

В Москву въехали на другой день, колокола церквей звонили вокурат к обедне и Тихон, спрыгнув с Маньки, перекрестился на ближайшие купола и, встав на колени, приложился лбом к земле.

– Во, как пробило ностальгией парня,– кивнул на его согнутую спину Мишка.– Тоска по Родине – это тебе не хухры-мухры. Эй, Тихон, кончай землю целовать. Куда ехать показывай. Мы в Москве первый раз. Ни разу не были. Где тут чего не знаем. Заблудимся на хрен в этой деревне.

– Как не были?– удивился Тихон.– Купцы и не бывали?

– А чего в ней бывать? Нам и в Новгороде с Питером торговли хватает. Поехали на Сенной рынок. Где тут у вас лошадьми торгуют?

– Сперва мабудь на двор боярский заглянем?– предложил Тихон.– Как там, да че выведам. Тут не далече. У него – Грязнова, подворье здеся, рядом уже.

Дом боярина впечатлил. Каменный с колоннами и башенками в два этажа, он стоял построенный на века и обнесенный новомодной, кованой оградой с вензелями и завитушками, гордо белел в глубине сада, поблескивая стеклами окон.

– Ничего домик у боярина. Пожар в 1812-м наверняка перенесет. Поди и до двадцатого века достоит. Повесят табличку мемориальную "Здесь жил Тихон Руковишников – великий путешественник Российский" и сделают музеем-усадьбой,– высказал свое предположение Мишка. Серега улыбнулся, а Тихон зыркнув из-под насупленных бровей, окликнул мальчонку лет десяти, явно из дворовых боярских, собирающего опавшие листья. Пацан ползал на четвереньках под деревьями, ломившимися от яблок и собирал листья в мешок, край которого держал в зубах.

– Эй, малец, подь ка сюда,– крикнул ему Тихон. Пацан приподнял вихрастую головенку и уставился на него. Потом поняв, что зовут именно его, неохотно встал на ноги и подошел, волоча за собой мешок с листвой.