Кроме Проньки обслуга "богоугодного" заведения состояла еще из двух дородных женщин гренадерского роста, которые суетились на кухне и в зале для приема пищи, занимавшем почти весь первый этаж и заставленный десятком столов с лавками. Сейчас он был пуст и одна из баб скребла здоровенным ножом-скребком столешницу одного из них. Поливала кипятком из посудины и с противным звуком гнала ножом черную волну.
– Хватит, Лукерья, в гроб ты меня сведешь энтим визгом,– остановил женщину Казаев.– Приберись и на стол накрой, господа чаевничать изволят. Баранки неси,
– Лукерья утерла пот со лба и, поклонившись в пояс, поспешила исполнять хозяйскую команду, унося с собой таз с кипятком.
– Пока накроют, покажу горенку. Прошу,– Казаев повел парней на второй этаж по скрипучей лесенке с перилами опять же металлическими, выкованными очевидно все тем же "левшой", слабостью которого, очевидно, были все те же листья. Второй этаж полностью был отведен под "нумера", каковых, судя по дверям, было шесть, и хозяин ткнул в крайнюю от входа.
– Вам двухместный, аль каждый обособленно изволит обустроиться?– повернулся он к гостям.
– Двухместный сойдет. Нам ночь переночевать, или две, как с делами управимся,– ответил ему Мишка.
– Тогда сюда,– распахнул дубовую дверь инвалид.– У нас все просто, но с простынями свежимы, как положено по регламенту и подушки с пухом. Довольны останетесь, уезжать в свои кельи монастырские не захотите,– хохотнул Казаев, закручивая длинный ус.
Комнатенка была метров десяти, и места в ней хватило только для двух кроватей и платяного шкафа, но была она светлой и чисто прибранной.
– Нас устраивает,– Мишка расплатился, а Казаев вручил ему от дверей ключ, чем надо сказать озадачил несказанно. Мишка даже не понял сначала, что это он ему сует в руку.
– Запирайте, уходя, чтобы значит без претензий,– пояснил хозяин.– Тут не монастырь, всяко быват.
– Неужто воровство регламентом не пресечено?– удивился Серега.
– Регламент,– хмыкнул Казаев.– Сию напасть и сам Господь заповедями не пресек по сию пору. Вы, господа монашествующие, уж не к Самому ли пожаловали?
– К Самому,– подтвердил Мишка догадку инвалида.– Воспомошествование для обители хотелось бы выхлопотать, – пояснил он причину, по которой заявились они к «Самому».
– Так, а он-то, что может?– не понял инвалид.– Вам к Государыне Императрице надобно по сему вопросу.
– Были,– отмахнулся Мишка.– То занята, то хворает – год ждать. Не до Сук нам,– ухмыльнулся Мишка, вспомнив анекдот с бородой про Штирлица, который шлялся по лесу и напоролся на сук. "Суки с визгом разбежались".
– А вы думаете, что Великий князь все свои дела побросает и вашими займется? А денег у него сроду не быват. Сам в долгах, как в щелках. Хозяйство опять же на ем. Сколь ртов прокорми, – вздохнул Казаев, совершенно искренне сочувствуя будущему Императору.
– Так ведь охота – пуще неволи. Разве не сам себя хлопотами обеспечивает?
– Не нашего холопьего ума это дело – судить да рядить начальствующих над нами. Всякая власть от Бога дадена, – обрезал Казаев разговор начинающий принимать, по его мнению, не совсем лояльное направление.– Я от батюшки Павла Петровича ничего окромя хорошего не вижу, и здесь кажный тако же скажет. До простого люда он добр и заботлив. У него не забалуешь, но и голодным, в драных сапогах и мундире не будешь. Порядок любит!! Правильно!! Порядку завсегда в Расее не хватат. Кажный норовит к себе в сундук утащить. Сперва о себе кажный. А Он, о всех печется.
– Хорошим Государем будет?– полюбопытствовал Мишка.
Казаев блеснул острыми с прищуром глазками. Такого не просто подловить и опростоволосить. Стреляный воробей и за словом сказанным следит. Попусту на ветер их не бросая.
– Государыня-Императрица, Бог даст, еще долгонько проживет. А Павел Петрович ея истиный, возлюбленный сын и почитатель, о сем и не помышляет, пока Она матушка во здравии пребывает. А Государем был бы отменным. К порядку бы привел Расею. Расхлябанность бы нашу дикую изничтожил на корню, истинным честным крестом в том заверяю.
– Ну и ладно. Значит, и не зря мы тут толчемся. Может чем и поможет. Обитель-то наша в суровых, северных местах и просьба у нас пустяшная, дабы разрешили рыбный промысел завесть.
– Да чем же вы там живете, коли рыбу ловить запрещено? – не понял Казаев.
– Ловить не запрещено, промышлять ограничено. Вот ограничения и просить хотим изъять, по возможности.
– Ну, помоги вам Господь со всеми отцами Богоносными,
– перекрестился Казаев, звякнув парой медалек. Обе за турецкую кампанию.
– Вы, я вижу, с турками воевали,– польстил Серега хозяину.– Награждены, смотрю. Измаил штурмовать не приходилось ли?
– Пришлось, будь он трижды неладен,– вздохнул Казаев и посрумнел.– Прошу к самовару, вон уж Лукерья кличет,– за чаем инвалид-ветеран Турецкой компании вспомнил как "топтались под энтим Измаилом".
– Я в Бугском Егерском корпусе под Измаилом-то отвоевался. Генерал-поручик Кутузов нами командовал. Слыхали пади?
– Как не слыхать? Личность известная. Нынче он Директором Сухопутного Шляхетского корпуса назначен Государыней.