Жунгли

Варенька не дружила со сверстниками. Летом она забиралась в какое-нибудь глухое место на берегу озера, подальше от людей, подальше от города. Она любила купаться и загорать голышом. И однажды, когда она выходила из воды, из кустов навстречу ей вдруг вынырнул Костя Синус – так школьники прозвали худощавого и длинноволосого учителя математики. Он упал перед Варенькой на колени, обхватил ее ноги руками и поцеловал в живот. Она было испугалась, оттолкнула его, но он был таким жалким, что она тотчас пришла в себя. Взяла полотенце и стала вытираться, с улыбкой поглядывая на учителя, который ползал по песку у ее ног и лепетал: «Богиня… Венера… Варварушка…» Варенька сполна насладилась властью над мужчиной, а потом, когда он снова обхватил ее ноги руками, не стала его отталкивать.

Через несколько дней, возвращаясь из Кандаурова, куда мать послала ее за покупками, Варенька остановила машину, за рулем которой сидел начальник милиции майор Пан Паратов, мощный мужчина с бычьей шеей. На Вареньке было короткое летнее платье, и всю дорогу Паратов косился на ее бедра, а Варенька ерзала на сиденье и извивалась, чтобы он мог убедиться в том, что под платьем ничего нет. В полукилометре от Чудова потный и задыхающийся Паратов свернул в лес, остановил машину и прямо спросил: «Ты чего, сука, хочешь?» И Варенька так же прямо ему ответила, чего же сука хочет на самом деле: «Любви Пантелеймон Романыч»

Каждый вечер в кустах у дома ее поджидал Костя Синус. Каждый день ей звонил майор Пан Паратов и сопел в трубку. Директор леспромхоза Никитин обещал купить ей квартиру в Москве. Хозяин чудовских магазинов Стас Однобрюхов бесплатно отпускал ей сигареты и чуть не плакал, когда Варенька говорила, что сегодня не может, а завтра – посмотрим. Отец дьякон Гостилин называл ее блудницей вавилонской, стервой и бездушной железякой, но никогда не расставался с пуговкой от ее лифчика. Жерех-младший умолял выйти за него и обещал тотчас бросить жену и детей: доктор никак не мог забыть того волшебного мига, когда он попросил ее показать язык и она с презрительной улыбкой открыла рот и высунула влажный язык, с которого упала капелька розового огня, и мужчина вдруг онемел, весь задрожав от первобытного стыда и нежности…

По вечерам Варенька любовалась своим телом, разглядывая себя в большом зеркале. Эти плечи, эта маленькая грудь с родинкой у соска, эти гладкие бедра… Божественное тело… И ведьмины глаза ее набухали слезами, когда она медленно проводила пальцем по прекрасной своей груди…

Это были слезы любви.

Цыпа была последней в Чудове, кто узнал о похождениях Вареньки.

Казалось, в городе не осталось ни одного мужчины, который не переспал бы с ее шестнадцатилетней дочерью. Учителя, врачи, милиционеры, бизнесмены… Они были старше Вареньки на десять, двадцать, даже тридцать с лишним лет… Она переспала даже с пьяницей Люминием, который похвалялся тем, что у него член с ногтем… С Люминием!...

Цыпа растерялась. Она не знала, как поступить, что делать с дочерью. Она не понимала, почему Варенька так себя ведет. Рядом не было никого, с кем Цыпа могла бы посоветоваться. Она достала из шкафчика бутылку водки, которую семнадцать лет назад недопил Сергей Однобрюхов, и впервые в жизни надралась.

Когда дочь вернулась домой, Цыпа спросила, с трудом ворочая языком:

- Но с Люминием то зачем, Варенька?

Дочь усмехнулась.

- А тебе-то что?

- И вот так ты хочешь жизнь прожить?

- Жизнь? – Варенька зевнула. – Это у тебя жизнь, а у меня любовь.

Подмигнула матери и высунула язык, с которого вдруг упала капелька розового огня.

В середине августа в Чудове появился Синенький.

Он постучал в дверь и, когда Цыпа открыла, сказал: «Я ваш брат, Цецилия Вениаминовна. Так уж получилось, простите».

Он был высоким, очень тощим, нескладным, узкоголовым, большеухим, с кадыкастой длинной шеей, свиными глазками и жалким ртом, в сиротской рубашке, застегнутую на верхнюю пуговицу, и в каких-то стариковский полосатых штанах. Бледная его кожа отливала синевой. Казалось, что мальчик все время мерзнет и постоянно недоедает.

За чаем с бутербродами Синенький рассказал о том, что его привело в Чудов.

Расставшись с Цыпиной матерью, Вениамин Ценциппер женился на чемпионке Москвы по гребле на каноэ. Вскоре она родила мальчика, которого назвали Валентином. Не прошло и года, как Ценциппер-старший оставил новую семью и уехал в Канаду. Здоровье чемпионки, и без того подорванное анаболиками и тяжелыми родами, не выдержало: она умерла, когда мальчику исполнилось четыре года. Валентин оказался а попечении прабабушки Еннафы, которая происходила из старообрядческой семьи и жила в деревне неподалеку от Нижнего. Перед смертю Еннафа нашла старый адрес Вениамина Ценциппера и отправила мальчика в Чудов, к его сводной сестре.

- Еннафа… - Цыпа покачала головой. – Боже мой, Еннафа… Ну что ж, поживи у нас, а там посмотрим…

- Можно мне еще бутерброд? – робко спросил Синенький.

Цыпа отвела ему комнату внизу, рядом с кухней.