Журавль в клетке

Помолчал, переваривая, а потом вскинул брови:

– А ну-ка уточним, что именно прилагалось к… м-м-м… ну, в общем, ясно… к причинному месту?

Я подумала:

– Своеобразное чувство юмора.

– Хъюмора, – автоматически скаламбурил немного обескураженный Соломатько.

– Вот именно. Так что теперь вставать в очередь ни за первым предметом, ни за вторым я не собираюсь. Уяснил?

– Ты сволочь, Машка, – сказал Соломатько, глядя на меня с неожиданной тоской и даже, пожалуй, с ненавистью. – И как же ты, сволочь, на дочку мою похожа.

– Это на которую? – пожала я плечами и ушла, тщательно проверив на сей раз дверь.

Когда я вышла на террасу к Маше, сверху раздался страшный вопль.

– Переживает, – слишком равнодушно заметила Маша.

– Да нет, просто ему скучно. Я взяла и ушла на самом интересном месте разговора, вот он и пытается привлечь внимание…

– Мам, у нас новости.

По Машиному тону я поняла – что-то в мое отсутствие произошло.

– Я позвонила… гм… насчет выкупа… Мам!

Я вздохнула и отвернулась. Ясно – говорили-говорили вчера перед сном – и все насмарку. Маша тем не менее уперто требует выкупа. Не хочет отказываться от своих планов? Или продолжает эту игру, чтобы общаться столь оригинальным образом со своим загадочным папочкой? Я повернулась к Маше:

– Я тебя слушаю.

– Но мы же вместе, мам! – с таким отчаянием проговорила Маша, что я постаралась ответить ей как можно мягче:

– Да. Да, конечно. Если надо, я и в тюрьме за тебя посижу пару-тройку лет… Ну, говори-говори, Маша!

– Ладно, – Маша вздохнула.

– Не получается, Маш, по-твоему, да?

Она кивнула с совершенно искренним огорчением. Я хотела встать и обнять ее, но удержалась. Как же я не люблю ругать Машу! Ругать и наказывать. Как часто мне жаль, что больше нет никого, кто мог бы взять на себя роль сурового учителя жизни, а мне бы оставил только нежную часть воспитания. Утешить, приласкать, простить… Ласково разбудить утром, впихнуть в ротик шоколадку, пошушукаться о девичьих тайнах и грезах, поцеловать вечером перед сном… Но, увы, на мне – и больше ни на ком – вся, полная, ответственность за все, что моя Маша дальше сделает в жизни. Кого обидит, кого спасет…

– А знаешь, Маша, почему не получается, как ты хочешь? Этой бедой, кстати, всегда страдал и твой отец… – Я осеклась. Я ведь даже не думала об этом! Мысль совершенно неожиданно пришла мне в голову только теперь.

Маша крайне заинтересованно посмотрела на меня. А я – на нее.

– Самое интересное начинается, да, Маш? – Я постаралась справиться с мгновенно вспыхнувшей ревностью и продолжила: – Так вот. Игорь Соломатько тоже очень часто… да нет, думаю, практически всегда в своих планах не учитывал других людей. Что они могут чего-то захотеть, а чего-то – нет. Что они могут тоже построить какие-то свои планы и начать действовать не по его указке. Удивляюсь, почему он не стал директором какого-нибудь комбината с тремя тысячами зависимых и бесправных рабочих. Вот где бы он был – царь и бог! И странно, что он не рвется в большую политику. Хотя то, что он делает сейчас – незаметно и жестко рулит исподтишка, – тоже неплохо… Это даже смешнее… Включаешься, Маш? Соображаешь, о чем говорю?

Она кивнула. А я поняла, что наскакивать бесполезно. Если вмешиваться – то по-другому, по-умному Да и потом – не я ли радовалась, что мой ребенок растет прирожденным лидером? А что это за лидер, который учитывает интересы ведомых и бегущих сзади?

– Так какие у нас новости? Тебе везут мешок с деньгами на Курский вокзал?

– Думаю, что пятьдесят тысяч вполне поместятся в небольшой пакет, – ответила мне Маша обиженно.

Ну как же, как же! Я ведь так несерьезно отношусь к ее мероприятию! Лучше бы я сейчас метала громы и молнии; по крайней мере, Маша чувствовала бы, что к ней относятся с полным уважением.

– Мам…

Я вдруг увидела в ее глазах такую растерянность, что все-таки подошла к ней, обняла и тихо спросила:

– Ты же знаешь – я все равно с тобой. Так что произошло, Машуня?

– Я позвонила, а меня попросили узнать номер его счета в Миланском банке.

– В Миланском? Почему?

– Не знаю…

– Ты не ослышалась?

– Да нет, я даже переспросила.

– Узнать номер счета и – что? Снять оттуда какие-то деньги?

– Ничего такого не сказали, мам. Его сын, Костя, мне так небрежно ответил: «Передайте, пусть скажет номер своего счета в Миланском банке!» И все…

– Ну, хорошо. Действительно, непонятно, но, по крайней мере, надо ему это передать. Пойдем вместе?

Маша как-то так неуверенно улыбнулась, что я поняла – лучше пойти мне. Наверно, она уже и сама не знает, как ей вести себя в отношении выкупа. А я уж как-нибудь все сглажу…

– Хорошо, тогда я пойду, – бодро проговорила я. – Заодно проверю, не пырнул ли себя чем Соломатько, часом, раз так громко переживал.

– Вот именно, – с воодушевлением подхватила Маша. – Вроде ничего острого и опасного в комнате нет. Но кто его знает? Отковырял, может, щепку и проткнул себе что-нибудь, нарочно, чтобы мне досадить или чтобы нам пришлось вызвать врача.

***

Соломатько тут же угадал мое присутствие, когда я тихонько подошла к двери, прислушиваясь к подозрительной тишине в комнате.